Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений

Но вот война закончилась. Археологи взялись за поля сражений под Верденом, исследуя перепаханную железом землю, могилы и обгоревшие обрубки деревьев. Теперь уже нельзя спастись интеллектуальным бегством. Ситуация доведена до in extremis, до полного отрицания оптимизма XIX века и даже хуже – либерального рационализма. Ведь люди, из которых каждый по отдельности видел весь абсурд происходящего, ненавидел его больше, чем противника, все вместе в то же время соглашались на роль пушечного мяса, шли убивать и умирать, зачастую отлично сознавая, что эти убийства и смерти им как нельзя более чужды, хотя они сами убивают и умирают. Со всем этим невозможно примириться в рамках прежнего видения цивилизации и человека в ней. Где-то необходимо сменить векторы.

А ведь Эмиль Дюркгейм лет за двадцать до случившегося написал («Les rè gles de la method sociologique», Paris, 1895): «Порывы массового энтузиазма, возмущения или сострадания, возникающие в каком-либо сообществе, не зарождаются в сознании индивида. К каждому из нас они приходят извне и обладают способностью овладевать нами, вопреки нашей воле. Подчиняясь им без сопротивления, можно, несомненно, достичь того, что мы не почувствуем никакого давления. Но оно становится ощутимым, когда мы пытаемся оказывать противодействие. Пусть только отдельный человек попробует противостоять одной из таких массовых манифестаций, и настроения, с которыми он не согласен, тут же обернутся против него. Таким образом, если эта сила внешнего принуждения столь ярко проявляется в случае сопротивления, она существует также, хоть и не осознается индивидом, в противоположных ситуациях. Мы впадаем в заблуждение, веря, что навязываемое нам извне есть создание нашего собственного сознания. Однако покорность, с которой мы позволяем собой манипулировать, лишь маскирует полученный импульс, но ничуть его не исключает. Точно так же воздух имеет вес, хотя его тяжести мы не чувствуем. Даже в том случае, когда мы стихийно содействуем выработке некой массовой эмоции, полученное нами впечатление является принципиально иным, нежели то, какое мы могли бы переживать в одиночестве. Именно поэтому, когда сообщество уже распалось и общественное влияние прекратило на нас свое действие, мы остаемся наедине с собой, и пережитые эмоции начинают нам казаться чем-то чужеродным, мы себя в них не узнаем. И только тогда замечаем, что не мы их создали, но поддались им. Порой случается, они настолько противоречат нашей природе, что это нас ужасает. Таким образом, люди в большинстве своем вовсе не агрессивные могут – объединившись в толпу – дать втянуть себя в насильственные действия». На пепелище Вердена эти слова неожиданно приобрели огромный смысл, стали объяснением, подтвержденным гибелью семисот тысяч солдат, которые дали «втянуть себя в насильственные действия», хотя были куда естественнее, когда пели «Тихую ночь» на нейтральной полосе между двумя гигантскими кротовьими ходами траншей, вызывавшими у них ужас. На первый взгляд только мы сами являемся творцами своей судьбы, наших взглядов и поступков. На самом же деле нами управляют массовые представления, если не сказать иллюзии. Мы являемся неосознанными участниками некоего общественного договора прежде, чем становимся самими собой. И это касается не только интеллектуальной стороны нашей личности.