Читаем Перепись 1937 полностью

Перепись 1937

Нравственный выбор человека с опросным листом в руках во время переписи 1937-го года.

Дмитрий Андреевич Шашков

Историческая проза18+
<p>Дмитрий Шашков</p><p>Перепись 1937</p>

Стою, уставившись в опросный лист, внутри какой-то мерзкий холодок, а переписчик ждёт. И соседи по коммуналке из своих комнатушек все повылезали. Как будто на меня все смотрят? Да ну… Всего четырнадцать простых вопросов, только вот один из них… В прошлый раз они этот вопрос не задавали! В прошлую перепись… Сколько с тех пор прошло? Одиннадцать лет. Как всё изменилось! Тогда бы ответил им не задумываясь… А сейчас что? Неужели?.. Столько всего изменилось, тогда я моложе был и… смелее. Да и на них как будто немного ещё надеялся, на их искренность, что ли, преданность своей идее. Как это было с моей стороны глупо! Да, как всё изменилось! Ну что, не отвечать же на этот вопрос честно, если за это теперь недолго и… То есть уже многие именно за это… Да нет, у меня семья, я же не за себя! О домашних должен позаботиться. Бог простит!.. И всё же.

Что же так уж изменилось? Или это я изменился? Но я ведь никогда и не был героем! Не напрашивался на подвиги, Господи! Когда в детстве, да, слышал про святых, которые не отрекались, и казалось, всё это так далеко и так давно было, и что всё это совсем не про меня… Господи, разве это по мне? Разве я святой? «Вы – народ святой, люди, взятые в удел», кажется, так… Неужели так?!

Стоит, ждёт переписчик. Молоденький комсомолец, он, конечно, не догадывается ни о чём. А о чём ему догадываться? И что такого? Да в конце концов нам конституция гарантирует!.. Да нет, не в этом дело… Что он так смотрит на меня, неужели всё понимает? «Вот, – думает, наверное, – дед заёрзал ни с того ни с сего.» Перепуганный седовласый профессор, – должно быть, презабавное зрелище! Да нет, они же выросли уже при них, что они могут понимать? Они другого и не видели!.. А если написать правду, но вручить ему лист как-то так, чтобы он не заметил? Он, наверняка, просто торопится… Боже, что за чушь у меня в голове?! Этот лист потом совсем не молоденькие комсомольцы будут читать! А я тут «стесняюсь»!.. Так что же? Ясли я даже перед этим мальчиком робею, куда мне в герои напрашиваться? Нет, полноте, нечего и думать… Так что же, неужели – всё! Просто взять и соврать… Что в этом такого невероятного? Разве я никогда в жизни не лгал? Я отнюдь не святой, это же понятно! Все мы люди! Бог простит! Потом покаюсь! Правда, и храмы давно либо закрыты, либо и вовсе демонстративно взорваны. Где я каяться-то собрался? "Мерзость запустения на святом месте"… А я ведь когда-то думал, что эти последние времена всего на три с половиной года, как сказано, даже три с половиной года, помню, отсчитывал… А им, годам этим, всё конца и края нет! А потом, было время, почти поверил в искренность некоторых… А потом… Хворост для пожара мировой революции – для них все мы… Впрочем, чего теперь вспоминать? Так вот, и исповедаться теперь уже негде, ну да это же не препон для милосердия Божьего! Для милосердия Божьего не может быть человеческих преград! Так всё же…

Как же это они меня так раздавили? Ведь со мной лично-то ничего пока не сделали. Пока? «Вы ещё не до крови сражались…» Впрочем, многие уже до крови! Ещё как многие! Такие же люди, как я, самые обычные, тоже как будто не святые, не герои…

– Простите, Вы не могли бы поскорее? Мне ещё пять многоквартирных домов обойти.

Пять – ему обойти?.. Я, наверное, как-то не так посмотрел на парня, что он так смутился от моего взгляда. Как же им теперь живётся, этим молодым? Что у них внутри? Их в школах учат не Закону Божьему, а руководящей роли партии… В таком возрасте даже приятно, наверное, быть молодым дурачком, преданным идее, а когда повзрослеют-то, как им дальше жить? А когда придёт время помирать?.. Поговорить бы с ним по душам, что ли, да не поймёт… Да и как теперь по душам разговаривать? Некогда ему, да и не принято теперь. Я уж и со своими домашними не особенно-то разговариваю, для их же безопасности, как теперь считается… Да и разве поговоришь в современной коммуналке? Кругом уши.

– Да-да, я сейчас, прости, задумался что-то… Много у вас работы? Перепись в один день, это не шутки, да…

Что это я? Зачем тянуть время, от этого ничего не изменится. И от парня этого вообще ничего не зависит, всё зависит сейчас только от меня, и всё так просто… Пять – ему обойти… Почему именно пять? Господь пострадал за нас, а "аз на раны готов"? По плечу ли мне это? Но Господь ведь «не попустит нам быть искушаемым сверх сил»! Всё так просто и понятно, не отвертишься! Тут вообще нельзя «вертеться», но «да, если да, и нет, если нет! А всё, что кроме, от лукавого!» Господи, помоги…

В одной руке бумага, в другой карандаш – мои «оружия правды в правой и левой руке»! Пишу дрожащей рукой, но крупно, в графе «Религия»: «православный христианин».

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Салават-батыр
Салават-батыр

Казалось бы, культовый образ Салавата Юлаева разработан всесторонне. Тем не менее он продолжает будоражить умы творческих людей, оставаясь неисчерпаемым источником вдохновения и объектом их самого пристального внимания.Проявил интерес к этой теме и писатель Яныбай Хамматов, прославившийся своими романами о великих событиях исторического прошлого башкирского народа, создатель целой галереи образов его выдающихся представителей.Вплетая в канву изображаемой в романе исторической действительности фольклорные мотивы, эпизоды из детства, юношеской поры и зрелости легендарного Салавата, тему его безграничной любви к отечеству, к близким и фрагменты поэтического творчества, автор старается передать мощь его духа, исследует и показывает истоки его патриотизма, представляя народного героя как одно из реальных воплощений эпического образа Урал-батыра.

Яныбай Хамматович Хамматов

Проза / Историческая проза