Переписать сценарий (СИ)

Уриу оглянулся на свои корабли. Далеко! Слишком далеко! «Нанива», «Ниитака» и «Акаси», стоящие за транспортами, не смогут протиснуться мимо них в узком фарватере и поддержать огнём и маневром. Спрятавшиеся за островом Иодольми миноносцы тоже не помощники — они не успеют даже нос высунуть, как будут сметены бортовыми залпами русского крейсера. Выходит, сейчас между беззащитными пароходами с десантом и “Варягом” остался только один его флагман — “Асама”. Заметили это и на “Варяге”. Форштевень крейсера украсился белым буруном, а столбы дыма из всех четырёх труб наклонились назад, а затем превратились в тёмную пелену, остающуюся далеко за кормой.

Адмирал Уриу не видел механиков “Варяга”, но знал, что они сейчас заклёпывают предохранительные клапаны, используя возможность ещё увеличить давление в котлах и развить максимальную скорость. Душе адмирала, как ни странно, стало легко и свободно. Больше не было нужды мучиться вопросом “Что делать”? Жизнь неожиданно упростилась и уместилась в стремительно тающее пространство между его флагманом и набирающим ход русским крейсером.

“Машинам, полный вперёд! Держаться левее центра фарватера! Орудия левого борта — к бою!

Два крейсера, как два хищных зверя, присев в волнах, стремительно накатывали друг на друга. Более лёгкий “Варяг” (шесть тысяч тонн водоизмещения) демонстрировал желание разойтись на контркурсах с более тяжелым “Асама” (девять тысяч тонн), и как лиса в курятник, ворваться в строй транспортов.

Понимая это, адмирал Уриу принял единственное решение, гарантирующее сохранность десанта. Подождав, когда дистанция сократится до десяти кабельтовых, он последовательно скомандовал “стоп, машины”, “право руля”, «полный назад», «стоп машины», в результате чего “Асама” развернулся поперёк фарватера, практически полностью перегородил его, и лишил “Варяг” даже теоретической возможности пробиться к транспортам.

Дистанция между крейсерами составляла не более двух кабельтовых, так что промахнуться было практически невозможно, впрочем, как и избежать столкновения.

Два залпа прогремели практически одновременно. Один проломил борт “Асама”, а второй, — практически снес форштевень “Варяга”. Он моментально зарылся в волну, резко потеряв ход, но, по инерции, ударил разбитым корпусом израненный борт японского крейсера. Удар, скрежет раздираемого металла, грохот от крушения механизмов, пар от разбитых паровых машин, крики погибающих в этой свалке людей…

Сцепившись в смертельной схватке, боевые корабли медленно погружались в Жёлтое море. Сорванные с фундаментов котлы и орудия, вкупе с забортной водой, заполнявшей стальные корпуса, давали критический крен. Как смертельно уставшие, но выполнившие свой долг солдаты, воздев к небу, как руки, стволы орудий, корабли из последних сил держались на плаву, давая возможность спастись людям. Кораблям за себя не было стыдно. Они сделали всё, что было в их силах. Их работа окончена. Впереди был покой. Чего не скажешь о людях, для которых эта война только начиналась.

Глава 34 А быть моим врагом — врагу не пожелаю!

Десант в Чемульпо был безнадёжно сорван. Четыре погибших крейсера, два из которых, “Чиода” и “Такачихо” безнадёжно повисли на камнях, заполучив в финале боя по «прощальному залпу», и еще два — “Варяг” и “Асама”, затонувшие прямо поперёк фарватера, перекрыли любую возможность приблизиться к причалам. Полностью уничтоженные, несмотря на бурные протесты иностранных представителей, причалы и портовые сооружения, отдаляли возможность использовать порт в военных целях ещё на неопределённое время.

Протесты, впрочем, были, не только иностранные. Павлов, смущённый таким самоуправством, и озабоченный репутацией России в глазах европейских держав, а равно желанием князя подчинить себе охрану миссии и экипажи судов, требовал подтвердить полномочия на такие решительные действия. Точно такого же подтверждения хотел и Руднев, для которого снятие артиллерии с крейсера, как и атака японской эскадры до официального объявления войны, были делом неслыханным и неприемлемым

Александр Михайлович на это чистоплюйство улыбался и цитировал слова Фамусова, которыми заканчивается пьеса Александра Сергеевича Грибоедова “Горе от ума”: “Ах, боже мой! Что станет говорить Княгиня Марья Алексеевна…”, однако, с просьбой запросить подтверждение его полномочий сразу согласился. Ответ на телеграфный запрос в столицу пришёл на удивление быстро. Полномочия были полностью подтверждены в непривычно холодной, лаконичной манере, которую Павлов и Руднев списали на особые, военные обстоятельства, а Великий князь мысленно обругал себя последними словами за то, что не оставил Сценаристу, который сидел в Инчхоне на линии, готовых шаблонов для подобной переписки.