Переписка

Вчера получил Ваше письмо, и оно меня особенно обрадовало. Я все укорял себя: зачем навязал Вам чтение сказки и сообщение мне Вашего о ней мнения? Очень было совестно, но поправить уже было поздно. За высказанное Вами мнение сердечно Вас благодарю. Вы верно замечаете: некоторая "кучерявость" и вообще "манерность" - это мой недостаток. Я его чувствую и стараюсь от него воздерживаться, но не успеваю в этом. Дайте-ка мне еще тему для сказочки: я еще попробую написать без кудряшек. А мне легко и приятно писать на Ваши темы. Гольцев писал мне, что к нему в редакцию заходила Софья Андреевна и что ее приглашение мы имеем. Дело теперь за тем: когда Гольцеву выпадет свобода. Я же всегда более или менее завишу от себя: "мы "штучники" (как говорят портные) - свое усердье и свой пропой". Я заеду за Гольцевым, как он назначит. С ним мне быть у Вас особенно полезно, так как он такой же горожанин, как я, и мне не будет так стыдно своих немощей, а во-вторых, я с Вами уж слишком согласен, так что мне никогда и в голову не придет разъяснять что-нибудь с той стороны, с какой дело представляется человеку "академического миросозерцания". А это очень важно и полезно, тем более что мы с Гольцевым относительно очень значительных вещей не согласны. Я шел и иду сам в течение всей жизни, но люблю себя поверять и укреплять Вашими суждениями. Иначе бы я, может быть, предпочел приехать один и привез бы своих "Полуночников", которых просил Цертелев, но я думаю, что их никто теперь не возьмет... Измигул Разлюляй ведь проскочил в подворотню "под белым ангелом крыла" Фета... Афанасий Афанасьевич! Читаете ли его и узнаете ли? Что ему надобно?.. Жемчужников прав: "Ложишься спать и сам за себя боишься: каким проснешься?" Иванов захлебнулись, но, к несчастию, не поперхнулись. "Лики" его в образных лавках продаются рядом со "спасами", казанскими и "всеми святыми". Редакции наперебой друг перед другом его заполучают и теперь уже все им "обрыськаны". Сначала "хозяева", а потом "меринье". К тем, у которых дела плохи, он не идет, вероятно, боится, что "денег попросят", но это никого не заставляет задуматься о нем, а только все лезут и просят. Художник написал картину (масляную) "Искушение отца Иоанна". Ночь, кабинет, луна, в окне церковь, он дремлет над книгой, у него за спиной черт с соломинкой, шевелит его за правым ухом; а тут вправе молодая женщина в белом капоте "декольте до самых пор", но он устал и все-таки дремлет... Тогда является другой черт у нее из самой юбки и дает какой-то знак черту, стоящему за спиною; но тут вдруг воздымается кот и делается горбик... "Табло!" У нас есть доктор (я живу в общине сестер милосердия гр. Орловой) - не совсем глупый, но он меня уверял, что "Иванов в больнице полезен, потому что он дает ерфикс больным". Чудес иных он не делает, но "в этом смысле очень полезен". "Хронических он колерует". Я пытал: зачем он все над кем-нибудь одиноко бормочет, по приглашению, а не помолится по усердию о всех сразу? Доктор обиделся и сказал, что "лучше во что-нибудь верить, чем ни во что". А поп Илаил пошел мимо моей двери да споткнулся и полетел на пол, и обругался... Вот и "искушение". Там же в больнице душевнобольных: возят его, и он "колерует", а исцеления ни одного! А слава его и глупость общества все растут, как известного рода столб под отхожим местом двухэтажного трактира в уездном городе. Зимой на морозе это даже блестит, и кто знает, что это такое, - тот принимает это совсем не за то, что есть. Но мерило одурению - это верное. За Ге меня до сих пор рычат. Успех юрьевского сборника большой, но Вами тоже "уязвлены глубоко". За Ругина я успокоился. Кто-то дал ему даже амнистию и одобрение... Они от безделья начинают практиковать "спорчиков" Достоевского. Крайности сходятся, а хорошего в этом ничего нет.

Любящий вас Николай Лесков.

Пожалуйста, скажите мой поклон Софье Андреевне, Татьяне Львовне и Марье Львовне.

12. 1891 г. Января 4.

4 генваря 91 г. СПб. Фршт., 50, 4.

Досточтимый Лев Николаевич.