Читаем Переписка А. П. Чехова и А. С. Суворина полностью

Но уже к концу 70-х годов "Новое время" превратилось, по заключению цензуры, в самую "умеренную и благонамеренную из петербургских газет". Ведущими ее сотрудниками стали Буренин и Столыпин; M. E. Салтыков-Щедрин в цикле "В среде умеренности и аккуратности" дал суворинской газете сатирическое прозвище "Чего изволите?". К концу века газета стала органом крайней реакции. Одна из программных идей издания сводилась к тому, что русское революционное движение по своим истокам и характеру не является русским; нападки на революционных деятелей и передовые мысли сочетались в газете с травлей иноверцев и крайним антисемитизмом. Суворин "повернул к национализму, к шовинизму, к беспардонному лакейству перед власть имущими" (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, с, 44), Впрочем, и в конце жизни атот неглупый и проницательный человек ясно видел пороки высокопоставленных яиц, писал об этом достаточно откровенно в своем дневнике, интересовался запрещенными в царской России изданиями и посылал их Чехову.

Знакомство Чехова с Сувориным состоялось зимою 1885 года, когда молодой писатель впервые приехал в Петербург и был тепло принят в литературных кругах столицы: "Я был поражен приемом, который оказали мне питерцы. Суворин, Григорович... все это приглашало, воспевало... и мне жутко стало, что я писая небрежно, спустя рукава" (Ал. П. Чехову, 4 яивпря 1886 г.). По-видимому, тогда же Суворин предложил относительно надежный гонорар и возможность печатать рассказы без всяких построчных Ограничений, под настоящей фамилией. Отпала необходимость в торопливой фельетонной работе и "Осколках" и "Петербургской газете". По словам самого Чехова, начав работать в "Новом времени", он "почувствовал себя в Калифорнии" (Суворину, 29 августа 1888 г.). В письме к брату Ал. П. Чехову о Суворине сказано!; "хороший человечина" (11 сентября 1888 г.).

На первых порах Суворин стремился привязать к себе Чехова, предназначая ему в "Новом времени" какое-то определенное и твердое положение и место. "...Останусь для Вас бесполезным человеком", "стать в газете прочно не решусь ни за какие тысячи, хоть Вы меня зарежьте", -- писал ему Чехов 29 августа 1888 года.

Громадная начитанность делала Суворина интереснейшим собеседником и корреспондентом. Чехов охотно переписывался и ценил разговоры с Сувориным: общим оказался у них интерес к литературной и театральной жизни, к философским и психологическим проблемам творчества.

Суворин сыграл немаловажную роль в присуждении Чехову Пушкинской премии за сборник "В сумерках".

Но многое даже в их личных отношениях должно было стеснять и затруднять Чехова. "Дружба" между столь несхожими по характеру и положению людьми, конечно, и не могла бы сложиться: старшему из них явно не хватало доброжелательности и такта, младший никогда не допустил бы даже тени неравенства или зависимости.

В письмах Чехова много значительных страниц, без которых заметно обеднели бы представления о его творческой биографии. О содержании суворинских писем можно судить лишь по беглым цитатам и отдельным полемическим репликам Чехова, но не приходится сомневаться, что полемика между этими людьми выходила далеко за рамки личных разногласий. Если Чехов не скрывал своей неприязни к нововременским идеологам и публицистам, то Суворин, в свой черед, должен был как-то защищать свою газету. С годами он, по-видимому, делал это все определеннее, и тем резче возражал ему Чехов, тем больше отдалялся от него. Рассуждения о материализме, вне которого, как писал Чехов, нет опыта и, следовательно, нет знаний; мысли о возрастающей роли естественных наук, о наследии 60-х годов, о кризисе религиозного сознания, о субъективности и объективности творчества -- все здесь было полемически заострено и противопоставлено нововременской программе и становилось острее и полемичнее но мере того как прояснялась и ожесточалась эта программа. Многие замечании Чехова -- например, о "слизняках и мокрицах" в письмо 27 декабря 1889 года, о молодежи, которая "легко соглашается", "живет без своего петуха" (29 марта 1890 г.) и т. д. -- вообще не могут быть правильно поняты вне этого полемического контекста.

Еще 4 апреля 1893 года Чехов писал брату Александру Павловичу: "...старое здание затрещало и должно рухнуть. Старика мне жалко... с ним, вероятно, не придется рвать окончательно; что же касается редакции и дофинов, то какие бы то ни было отношения с ними мне совсем не улыбаются... по убеждениям своим я стою на 7375 верст от Жителя и К0. Как публицисты они мне просто гадки, и это я заявлял тебе уже неоднократно".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное