Переписка и деловые бумаги

3) "От сестры я не имею права требовать... она не успела еще составить обо мне... непаскудного понятия. А заглядывать в душу она еще не умеет..." (Заглядывать в душу... Не напоминает ли это тебе урядницкое читанье в сердцах?) Ты прав... Сестра любит тебя, но понятий никаких о тебе не имеет... Декорации, о которых ты пишешь, сделали только то, что она боится о тебе думать. Очень естественно! Вспомни, поговорил ли ты с нею хоть раз по-человечески? Она уже большая девка, на курсах, засела за серьезную науку, стала серьезной, а сказал, написал ли ты ей хоть одно серьезное слово? Та же история, что и с Николаем. Ты молчишь, и не мудрено, что она с тобой незнакома. Для нее чужие больше сделали, чем ты, свой... Она многое могла бы почерпнуть от тебя, но ты скуп. (Любовью ее не удивишь, ибо любовь без добрых дел мертва есть.) Она переживает теперь борьбу, и какую отчаянную! Диву даешься! Всё рухнуло, что грозило стать жизненной задачей... Она ничем не хуже теперь любой тургеневской героини... Я говорю без преувеличиваний. Почва самая благотворная, знай только сей! А ты лирику ей строчишь и сердишься, что она тебе не пишет! Да о чем она тебе писать будет? Раз села писать, думала, думала и написала о Федотихе... Хотела бы еще кое-что написать, да не нашлось человека, который поручился бы ей, что на ее слово не взглянут оком Третьякова и К°. Я, каюсь, слишком нервен с семьей. Я вообще нервен. Груб часто, несправедлив, но отчего сестра говорит мне о том, о чем не скажет ни одному из вас? А, вероятно, потому, что я в ней не видел только "горячо любимую сестру", как в Мишке не отрицал человека, с которым следует обязательно говорить... А ведь она человек, и даже ей-богу человек. Ты шутишь с ней: дал ей вексель, купил в долг стол, в долг часы... Хороша педагогия! За нее на том свете не родители отвечать будут. Не их это дело... "Об Антоне я умолчу. Оставался ты один..." Коли взглянуть на дело с джентльменской точки зрения, то и мне бы следовало умолчать и пройти мимо. Но в начале письма я сказал, что обойду личное... Обойду и здесь оное, а зацеплю только "вопрос...". (Ужас сколько вопросов!) Есть на белом свете одна скверная болезнь, незнанием которой не может похвастаться пишущий человек, ни один!.. [Их много, а нас мало. Наш лагерь слишком немногочисленен. Болен лагерь этот. Люди одного лагеря не хотят понять друг друга.] Записался! Зачеркивать приходится... И ты знаком с ней... Это кичеевщина - нежелание людей одного и того же лагеря понять друг друга. Подлая болезнь! Мы люди свои, дышим одним и тем же, думаем одинаково, родня по духу, а между тем... у нас хватает мелочности писать: "умолчу!" Широковещательно! Нас так мало, что мы должны держаться друг друга... ну, да vous comprenez!* Как бы мы ни были грешны по отношению друг к другу (а мы едва ли много грешны!), а мы не можем не уважать даже малейшее "похоже на соль мира". Мы, я, ты, Третьяковы, Мишка наш - выше тысячей, не ниже сотней... У нас задача общая и понятная: думать, иметь голову на плечах... Что не мы, то против нас. А мы отрицаемся друг от друга! Дуемся, ноем, куксим, сплетничаем, плюем в морду! Скольких оплевали Третьяков и К°! Пили с "Васей" брудершафт, а остальное человечество записали в разряд ограниченных! Глуп я, сморкаться не умею, много не читал, но я молюсь вашему богу - этого достаточно, чтобы вы ценили меня на вес золота! Степанов дурак, но он университетский, в 1000 раз выше Семена Гавриловича и Васи, а его заставляли стукаться виском о край рояля после канкана! Безобразие! Хорошее понимание людей и хорошее пользование ими! Хорош бы я был, если бы надел на Зембулатова дурацкий колпак за то, что он незнаком с Дарвином! Он, воспитанный на крепостном праве, враг крепостничества - за одно это я люблю его! А если бы я стал отрекаться от А, Б, В... Ж, от одного, другого, третьего, пришлось бы покончить одиночеством!

У нас, у газетчиков, есть болезнь - зависть. Вместо того чтоб радоваться твоему успеху, тебе завидуют и... перчику! перчику! А между тем одному богу молятся, все до единого одно дело делают... Мелочность! Невоспитанность какая-то... А как всё это отравляет жизнь!

Дело нужно делать, а потому и останавливаюсь. После когда-нибудь допишу. Написал тебе по-дружески, честное слово; тебя никто не забывал, никто против тебя ничего особенного не имеет и... нет основания не писать тебе по-дружески.

Кланяюсь Анне Ивановне и одной Ma.

Получаешь ли "Осколки"? Уведомь. Послал тебе подтверждение самого Лейкина.

А за сим мое почитание.

А. Чехов

Не хочешь ли темки?

Накатал я однако! Рублей на 20! Более, впрочем...

* вы понимаете! (франц.)

37. Н. А. ЛЕЙКИНУ

Март, после 2, 1883 г. Москва.

Многоуважаемый

Николай Александрович!