Переписка художников с журналом «А-Я». 1982-2001. Том 2

Дорогой А.!

Только что прочёл написанную по-французски статью о С.-Ам. [Семёнове-Амурском]. Её написал один французский критик, автор статьи о Ф. Инф. [Инфантэ] в № 3 [Мишель Константини]. Статья довольно лирична, очень абстрактна, субъективна, но это и хорошо. Много говорится о Сезанне, о цвете, даётся лёгкий пунктир биографии, название статьи «Роза из Благовещенска» – по-русски звучит хуже. И вообще, я предчувствую сложную работу по переводу, потому что в оригинале это поэзия, и игра слов почти непереводимая. Статью Франциско переводило несколько человек по очереди. Предпоследним был Олег Прокофьев, который знает оба языка с детства. А потом мне пришлось снова почти всё переписать, уйдя от буквы, но приблизившись к духу оригинала.

Автор – очень обаятельный розовощёкий молодой человек с густой чёрной бородой. Его первый опус был реакцией на посланный ему билетик, приглашение на выставку «Новые тенденции», где была голубенькая репродукция «Посвящения Малевичу». Он разразился в ответ внушительной рукописью, которую при печатании пришлось подсократить. Текст о С.-Ам. – результат нашей встречи этим летом. Он приехал ко мне по договорённости вечером, чтобы пойти потом поужинать в ресторан, который рядом с моим ателье. Было тепло. Все двери и окна в мастерской были настежь. Я стал ему показывать макет, который тогда выклеивал (№ 4). Затем работы Ф. В. [Фёдора Васильевича], затем мы так заговорились, что, когда спохватились, было уже одиннадцать часов, в ресторане сказали, что кухня уже закрывается. Мы вернулись и поужинали бутылкой пива (литровая бутылка стоит столько же, сколько газета «Ле Монд») и яичницей с луком и помидорами. Ещё был свежий хлеб и сыр, и всё это нам показалось удивительно вкусным. Где-то в час ночи он сел в свою машинку и покатил в свой пригород Парижа на другой стороне города. В журнал он пишет с большой охотой и удовольствием. Я думаю, и в дальнейшем мы будем иметь от него статьи. Наш журнал, в принципе, мне хотелось бы видеть как зафиксированные на бумаге разговоры, споры между художниками или искусствоведами, именно в таких разговорах и спорах и рождаются интересные мысли. Обе статьи Голомштока (в № 3 и в № 4) вышли из разговоров, он развивал свои мысли, а я поддакивал или возражал, а в конце говорил: вот, пожалуйста, запиши всё, что ты сейчас говорил, ведь это же тема для статьи. Видимся мы с ним редко (раз в год), но метко.

Сейчас я уже думаю о № 6, т. к. № 5 в основном заполнен. Уже намечаются, кажется, полюса, между которых будет всё развиваться. Впрочем, сколько ещё работы. Как видишь, журнал становится на ноги, в смысле содержания, материалов. Так что если железный занавес опустится полностью, на смерть, это не помешает журналу выходить. Трудности совсем в другом.

Я сейчас думаю, насколько же я, считая себя достаточно информированным, всё же не представлял себе всей здешней ситуации. Точно так же не представляете её себе все вы, а уж о среднем советском человеке и говорить нечего. У масс мозги зачернены, наверное, так, что уже ничего не поможет. Дело в том, что человеку свойственно использовать опыт своей предыдущей жизни, делать выводы (хотя бы и с поправками) из опыта своей жизни. А как представить себе жизнь совсем в другой атмосфере, с другим атмосферным давлением и с другим земным притяжением?

Более мирной жизни, чем в западных странах (я имею в виду Европу и Америку), большего миролюбия, спокойствия, и отсюда и незащищённости, неподготовленности (даже не военной, а моральной) трудно себе представить. У меня перед глазами сценка из далёкого прошлого. Две худенькие девочки гуляли по разрушенной стене в Новодевичьем монастыре, и дура сторожиха позвонила дружинникам и сказала, что «здесь хулиганят». И вот приехала машина, высыпали оттуда дружинники – этакие гориллы, молодцы с красными рожами и бычьими шеями. Засучивая рукава, они пробежали сквозь девочек и притихшую сторожиху, устремившись туда, где можно будет сейчас кого-то ловить, выкручивать руки, долго и с удовольствием применять насилие. А когда потом выяснилось, что никаких других «хулиганов» нет и понасильничать будет не с кем, все они были страшно разочарованы.

А ведь тихий, спокойный, ухоженный Запад тоже весь мир моделирует на основе собственного опыта. Здесь не представляют, что людей можно довести до состояния крыс, и этих крыс свести в одно стадо, которое потом на что угодно будет лезть и лезть, невзирая ни на какие жертвы, т. к. терять уже нечего. Здесь не знают, что такое пропаганда, здесь её просто нет в природе. Пропаганда как промывка мозгов здесь не существует, поэтому никто не представляет, какую силу она имеет по ту сторону. Никто не понимает, что этой пропаганде можно противопоставить только одно – информацию.