Милый друг, я, кажется, воспоследую Вашему совету и, отложив покамест мечту о приобретении недвижимой собственности, найму и отделаю, сообразно с своими потребностями, небольшой домик в г. Клину. Я нашел там домик, стоящий совершенно в стороне от города (так что даже соседей никаких не будет) с очень приятным видом и маленьким садиком, на берегу реки, и хочу дом этот нанять и в течение лета устраивать его для зимнего жилья. Он требует некоторой перестройки и полной отделки, и мне доставит удовольствие приводить его в состояние удобообитаемости.
В настоящее время, согласно данному мной государю обещанию, я занимаюсь сочинением церковной музыки. В конце месяца в моих руках будет либретто следующей моей оперы, которая будет называться “Чародейка”. Оно будет заимствовано из пьесы того же названия, дававшейся с огромным успехом нынешней зимой в Петербурге и в Москве. Автор пьесы, Шпажинский, взялся переделать мне свою драму в оперное либретто, причем он многое изменит согласно моим указаниям.
Месяц май мне предстоит не особенно приятный. Я дал слово присутствовать на консерваторских экзаменах и должен это сделать, если своим директорством в Муз[ыкальном] общ[естве] намерен принести существенную пользу делу, а 20 мая нужно (хотя очень не хочется) быть на открытии памятника Глинки в Смоленске.
Будьте здоровы, бесценный, милый друг!
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
271. Мекк - Чайковскому
Москва,
18 апреля 1885 г.
Милый, дорогой друг мой! Как только я приехала в Россию, на меня посыпались разные недуги, между которыми особенно мучила меня головная боль, продолжавшаяся целую неделю с весьма малыми интервалами; это и мешало мне писать Вам до сих пор. Я получила оба Ваши дорогие письма, бесценный друг мой, и премного благодарю Вас за них.
Я всегда так нетерпеливо жду приезда в Россию, так мечтаю об ней, находясь за границей, а когда приезжаю, испытываю столько тяжелых, горьких ощущений, что на меня нападает какая-то апатия, какое-то отчаяние, безнадежность, и в нынешнем году больше, чем в другие, но я не буду говорить Вам подробностей причин этих ощущений, потому что и Вам будет больно, а Ваше спокойствие мне дорого. Мне очень хотелось бы скорее, скорее уехать в Плещееве, но так холодно, там в парке лежит еще снег, так что было бы слишком рискованно переехать туда. Какой у нас ужасный климат! Я уезжала из Вены, там было всё зелено, трава и кустарники вполне, а каштановые деревья уже распускались. У меня в Belair уже два месяца назад цвели фруктовые деревья, а здесь - холод, мертвенность, бедные мы, русские. Но, однако, я всё пищу перед Вами, это уже по-бабьему, - будет, довольно.
Я очень рада для консерватории, что Вы согласились быть директором, дорогой мой, потому что было бы очень жаль, если [бы] разрушилось здание, так успешно созданное бедным Николаем Григорьевичем, которого теперь все и забыли, и Вы один только можете поддержать и это здание и память о великом художнике и заслуженном деятеле. Не откажите, дорогой мой. написать мне, где похоронен Николай Григорьевич; кажется в Даниловом монастыре, то - где этот Данилов монастырь, я его не знаю.
Знакомы Вы, милый друг мой, с этою оперою г-жи Серовой, которую недавно давали в Москве, и как Вы ее находите? Говорят, она провалилась. Я нахожу, что она немножко поздно вздумала писать оперу; если бы она это сделала сейчас после его смерти, когда еще сохранялось обаяние ее мужа, ну, тогда еще по инерции ее приняли бы хорошо, а теперь ведь его и забыли; у человечества память коротка, а к благодарности оно и совсем неспособно.
Ваше намерение поселиться в Клину меня немножко шокирует, дорогой мой. Как Вам, человеку такому знаменитому и так широко заслуживающему свою знаменитость, поселиться в каком-нибудь ничтожном городишке, как Клин? Нет, это нельзя, на меня это производит такое впечатление, что Вы не поместитесь в Клину - Вы слишком крупный предмет для такого мелкого вместилища. Но, конечно, дорогой мой, если Вы находите, что Вам будет там хорошо, я постараюсь приучить себя к этой мысли; для этого, так как я не могу уменьшить Ваш объем, я постараюсь в своем воображении расширить Клин и представлять себе его чем-то вроде Versailles и Trianon, и так как я надеюсь, что меня судьба никогда не забросит в Клин, то я и имею возможность не разочаровываться в моей фантазии. Итак, дорогой мой, если Вы поселитесь в Клину, он будет для меня Версалем.