Милый друг! Вчера только я узнал, что граф. Беннигсен не обитает в Вашем Мясницком доме. У меня была в начале осени мысль просить Вас позволить мне поселиться на всё время пребывания моего в Москве в нижних комнатах этого дома (где мне бесконечно покойнее и удобнее, чем в гостинице), но я не посмел заговорить с Вами об этом, ибо думал, что Алекс[андра] Карловна всю зиму проживет в Москве. Перед праздниками я уеду в Майданово и в начале января снова возвращусь в Москву. Простите за смелость, но мне хочется попроситься к Вам в жильцы недели на две или на три на Мясницкую. Возможно ли это? Я решаюсь, на, эту просьбу совсем не в видах экономии, а потому, что я там могу гораздо покойнее жить и вернее уединяться. Здесь отбою нет от посетителей.
Засим позвольте пожелать Вам, дорогой, милый друг, всяческих благ и, главное, здоровья.
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
358. Мекк - Чайковскому
Висбаден.
14 декабря 1886 г.
Дорогой, несравненный друг мой! Я в восторге от Вашего желания пожить у меня в Мясницком доме. Я уже так давно не пользовалась самым величайшим для меня удовольствием иметь Вас своим дорогим гостем, что считала уже это мечтою, и тем более теперь я бесконечно рада, что мои комнаты осветятся Вашим присутствием. В доме уже давно никого нет; Саша приезжала только к своему разрешению и через три недели уехала обратно в Гурьево. Прошу Вас, дорогой мой, занять комнаты, какие найдете удобнее, и распоряжаться и пользоваться всем, как у себя дома. У меня все по-прежнему maitre d'hotel'eм [дворецким] Иван Васильев, которого Вы знаете давно, милый друг мой, и который перед Вами благоговеет. Затем там есть только швейцар, хороший малый, при нем жена, и старинный мой дворник с рождественского дома также с семейством. Ведь Иван Васильев теперь тоже женат и имеет маленькую дочку, лет пяти, которую любит без ума.
В Москве, кажется, наконец пришла зима. У нас лежит снега так много, что железные дороги прекращали свое движение на некоторое время. На днях мы ездили кататься в горы на санях; это доставило мне огромное удовольствие, потому что погода была чудесная, дорога гладкая, как стол, лошади фыркали и летели, как стрела. Горы здесь очаровательные, потому что сплошь покрыты лесом, - словом, прогулка была прелестная. Володя еще у меня, но сегодня уезжает. Владислава Альбертовича я послала опять в Belair, так что мы остаемся опять одни женщины. Это очень неприятно и неудобно в гостинице, но что делать, - в Belair мне необходимо переменить fermier, - этот уж очень заворовался, но уходить не хочет и поэтому придумывает мне всякие chicaneries [дрязги].
Я ужасно рада, что опять пойдут Ваши оперы, дорогой мой, но как мне жаль Вас, что Вам приходится так насиловать себя; пошли Вам господи сил и здоровья. Скажите, дорогой мой, откуда Вы взяли сюжет Вашей “Чародейки”?
Я адресую это письмо в Майданово, думаю, что там оно вернее попадет к Вам, милый друг мой. Не пишу больше, потому что это время мне приходится писать до изнеможения сил, и глаза уже совсем отказываются от такой непосильной работы. Будьте здоровы, милый, бесценный друг мой. Всею душою Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
Здешний капельмейстер исполнял со своим оркестром две увертюры Глинки “Жизнь за царя” и “Руслан и Людмилу”, и превосходно исполнил.
359. Чайковский - Мекк
С. Майданово,
26 декабря 1886 г.
Милый, дорогой друг!