Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Вы спрашиваете о Коле и о том, почему он глухонемой. Есть физиологическое объяснение дела. Существует гипотеза, что дети с подобными недостатками происходят от кровосмесительных браков. Замечено, что дети, рождающиеся от браков между близкими родственниками, всегда имеют какую-нибудь анормальность и по большей части именно глухонемоту. Г. Конради женат на своей родной племяннице, на родной дочери своей родной сестры. Недавно, т. е. ровно полтора месяца тому назад, у них родилась дочка. Они с большим страхом ожидают, что и эта девочка будет глухонемая, и это весьма вероятно. Теперь, разумеется, этого еще узнать нельзя. Только когда ей минет полгода, можно будет достоверно разрешить это сомнение.

Что касается Коли, то природа наделила его взамен слуха такими богатыми дарами, что можно без страха взирать на его будущее. Поразительна быстрота, с которой он, развивается. Между прочим, весьма замечательно, что у девятилетнего ребенка с такой очевидностью уже теперь дает себя чувствовать его преобладающая склонность в умственной сфере. У него страсть к истории, но страсть, которая совершенно наполняет его, решительно преобладает над всеми детскими склонностями. В течение дня он бесчисленное множество раз обращается к брату с историческими вопросами. При каждом вновь узнаваемом факте он задумывается, долго занимается им, расспрашивает о малейших подробностях и, раз узнавши вполне, уже ничего не забывает. В последнее время его особенно заинтересовала эпоха самозванцев, междуцарствие, Годунов, убиение Дмитрия-царевича и т. д. Он до тонкости знает генеалогию всех действующих лиц эпохи и заткнет за пояс всякого неспециалиста по этой части. Преинтересный мальчик, в котором ум и необычайно доброе сердце соединились в самом соблазнительном сочетании. И знаете что? Иногда я радуюсь, что он глухонемой. Его природный недостаток оберегает его от ознакомления со злом. Он до сих пор даже не подозревает, что есть ложь, даже и самого слова этого не знает. Милое, доброе существо!

Очень поздно, кончаю на сегодня. Благодарю Вас, мой дорогой друг. Думаю, что завтра опять Вам напишу. Завтра опера будет вполне окончена. Благодарю Вас за карточку Милочки. Милое, симпатичное личико! Сегодня мы снимались. На этот раз, как бы ни вышло, пошлю Вам.

П. Ч.

93. Чайковский - Мекк

San Remo,

1/13 февраля 1878 г.

Дорогой мой друг! Я не поблагодарил Вас вчера за Шопенгауера. Книга эта, (которую, впрочем, я еще не получил) очень меня интересует, и она придет тем более кстати, что сегодня я отослал в Москву вполне оконченные остальные части оперы. Теперь хочу несколько времени отдохнуть.

Надежда Филаретовна, не приходило ли Вам в голову, что, будучи теперь совершенно здоров, я бы мог вернуться уже в Россию, приняться за занятия в консерватории и жить по-старому? Мысль эта часто мелькает у меня в голове, и весьма может статься, что если б я решился это сделать, то оно было бы во всех отношениях хорошо. И, однако же, как меня ни тянет в Россию, как я ни люблю Москву, но теперь ужасно трудно было бы мне сразу из того состояния свободы и отдыха, в котором я обретаюсь, перейти к своему профессорству, к своим довольно многосложным отношениям, словом, к прежнему образу жизни. Я содрогаюсь при мысли об этом. Скажите мне откровенно свое мнение. Отвечайте мне на этот вопрос, совершенно позабыв, что Вы даете мне средства. Меня смущает не то, что я пользуюсь Вашим богатством для моего заграничного отдыха, - я знаю, с каким чувством это дается, и мне уже давно стало это казаться просто и нормально. Мои отношения к Вам выходят из ряда обычных дружеских отношений. От такого друга, как Вы, я могу без всякого щекотливого чувства принимать материальную помощь. Не в этом дело.

Но с тех пор, как Рубинштейн написал мне, что я приучаюсь к праздности и что я блажу (это его выражение), меня несколько тревожит мысль, что и в самом деле, может быть, мой долг был бы теперь, вполне оправившись, поспешить в Москву. Пожалуйста, помогите мне, мой добрый друг, решить этот вопрос, не давая мне поблажки.

С другой стороны, если обходились без меня полгода, то могут обойтись и теперь, когда до конца классов осталось три месяца. Рубинштейн в последнем письме ободряет меня в моем решении не появляться до сентября, и я положительно знаю, что гели ученики мои и потеряли что-нибудь вследствие моего отсутствия, то теперь уже я не могу поправить дела. Кроме того. я боюсь, что я еще недостаточно укрепил свои расстроенные нервы и что нужно подождать, прежде чем я с пользою для учеников начну свое преподавание.