Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

Ваня, не думай, что я историю с Земмеринг я тогда нарочно и «раздула». Тогда, когда она была — я вся рвалась на части, горела, до исступления. А после… когда утихла, _с_о_з_р_е_л_а_ (и все время духовно через тебя зрею), то показалось _г_л_у_п_о_с_т_ь_ю… Перед другим, Высоким! Ваня, я не могу больше говорить… Я одно только скажу, что грешим мы оба, создавая себе мучения. Ванёк мой! Стою в благоговейном трепете перед твоим «Куликовым полем»!

Я плакала… Я не могла не плакать. Конечно, Ваня, _э_т_о… не все поймут, как _н_а_д_о!

Я вчера получила и № 1 и 2 «Куликова поля». Все теперь. Не пойму, как это И. А. мог усомниться в писателе и следователе?..²⁴⁰ Коли «сомневался» бы в _т_а_к_о_м_ писатель, то и… не дал бы! Так просто! Но, Ваня, я не такая Оля! Где мне! Нет, Ваня, я очень недостойна. Оля Среднева тиха, скромна, смиренна вероятно… О, как трудно мне дается смирение! Это о. Д[ионисий] знает с исповедей моих. Я так боюсь, что ты меня неверно понял, «украсил» своей мечтой. Ведь начал же ты теперь верить «кавказцу»… Хотя, Ваня, он врет! Я — не гололед, _н_и_к_о_г_д_а! Ни для кого! И еще: о «рае» со мной он говорить не смеет — для него этого «рая» никогда бы не было, — ну, а об «аде»… это от него самого зависит! М. б. у самого с собой!

Я не вампир, не «опасная», — я совсем простая Оля! Мне страшно, когда ты меня возносишь очень. Я тогда боюсь встречи! Я — хуже. И внутренне, и внешне! У меня много недочетов!

Ах, о встрече! Ваня, мое твердое убеждение: мы должны увидеться! Должны! Все наши муки от этой «призрачности». Мы не знаем один другого! Я не знаю, _к_а_к_ это выполнить. Я буду спрашивать еще и еще. Но вот, что я узнала: мне ехать к тебе — это значит очень испортить дело с… ты знаешь чем? Ты же юрист, ты знаешь. Можно вообще все в конец испортить. Меня приклеймят и не пустят. Тогда я и односторонней просьбой ничего не смогу сделать. Понимаешь? Мне совершенно «наплевать», что обо мне говорить будут, так сказать «вина». Но можно все испортить. Понимаешь? Потому, лучше, если бы ты приехал. Попробуй весной.

Для Сережи — совершенно искренне: ты хочешь мне передать «литературную заботу». Представь, как это было в июле… Ты же писал! О том, какие чувства и т. п. — никого не касается. Сережа не так много знает. Ничего дикого нет в том, что ты будешь в Arnhem’e, а не в «семье гостем», — здесь, у «тутошних» — ничто не дико!

С. знает отлично, какова у меня «семья» и абсолютно бы не удивился, что я охотнее встретилась бы с тобой в другом месте. Если бы даже _н_и_ч_е_г_о_ у нас не было. Гораздо проще, легче атмосфера в Arnhem’e, где и С., где мы можем быть русским обществом. И, кроме того, Shalkwijk — дыра (или «щель»!), a Arnhem все-таки городок… и миленький. Но впрочем, я не хочу томить тебя. Ты все теперь знаешь, — ты реши…

Я признаюсь, что с большей радостью поехала бы сама к тебе. Поверь же!

Я страшно боюсь, что ты меня при свидании… разлюбишь! Ты же никогда меня не видел. Я иногда жалею, что послала тебе фото… Мне иногда мечталось, что я — незнакомка приехала бы в Париж и выследила бы тебя… Ну, хоть в церкви… да, определенно в церкви. Я под каким-нибудь предлогом подошла бы к тебе. Я постаралась бы поговорить с тобой… у меня бывали целые темы!

И я… м. б. (!), увидела бы… _к_а_к_ ты ко мне. Ну, хоть не холоден уж слишком, хоть не неприятна я тебе. Я всегда угадываю тотчас, при знакомстве, _к_т_о_ _к_а_к_ ко мне. И я тогда рискнула бы тебе открыться… или… уйти.

Я думаю очень часто о таких и других встречах. Я приезжаю к тебе, без того, чтобы знал ты… Звоню у тебя… ты дома. Или… тебя нет дома. Я жду на лестнице… часами… иду слоняться по улицам, устала, в отчаянии, что нет тебя. Иду за угол, возвращаюсь, стою в подъезде… Дождик. Мне холодно от бессонья, дороги, дрожи. Иду опять на лестницу. И… слышу какой-то шорох в твоей квартире. Звоню… выходишь ты… Я не сообразила, что, когда уходила за угол, ты мог вернуться… А я не знала… и часами еще мокла у подъезда… И как тепло, как счастливо, как сверх-небесно!

Но зачем, я это? Мутно, Ваня, в жизни… а мечты… где они остаются? Уходят как мираж? Но я живу ими… пока? Ванюша, я в Гааге не была еще. Я хочу туда уехать на-дольше. Я и не получив, уж вижу все твое — мне. Ванечек мой ласковый!