— Ты можешь доверять мне, — прошептала я. — Я никому не скажу.
Джонни долго смотрел на меня, не сводя с меня глаз, прежде чем тяжело выдохнуть.
Плечи опустились, он опустил руки по бокам, но не сделал ни одного движения, чтобы показать мне.
— Можно мне? — Я спросила.
Он закрыл глаза и натянуто кивнул.
Я поняла, что он давал мне поводья, чтобы делать то, что я хотела.
Дрожа, я убрала полотенце и уставилась на то, что выглядело как недавно зашитый шрам на внутренней стороне его правого бедра.
Его бедро было опухшим, фиолетового цвета, а выглядящий сердитым, мокнущий шрам был частично скрыт тканью его боксеров.
— О боже, Джонни, — выдохнула я, соскальзывая со скамейки на пол, чтобы получше рассмотреть его.
— Не делай мне больно, — предупредил он болезненно уязвимым тоном.
— Я не буду, — пообещала я, опускаясь на колени между его ног и ожидая, когда он даст мне добро.
Натянуто кивнув, Джонни откинул голову назад и закрыл глаза, крепко сжав челюсти.
Я осторожно потянулась к подолу его боксерских трусов и осторожно сняла ткань с его плоти, только чтобы ахнуть при виде.
Его бедро было волосатым, за исключением шестидюймового участка кожи.
И этот конкретный шестидюймовый участок кожи был опухшим, выглядел жестким и ужасного коричневато-желтого цвета.
— Он сочится, — прошептала я, проводя пальцами по неровному следу там, где его снова зашили. Хрупкие, едва зажившие швы явно были разорваны ботинком игрока Ройс, который попал ему в пах. Гной, вытекающий из раны, был красновато-желтого цвета. — Джонни, все плохо.
— Я знаю, — выпалил он, все еще зажмурив глаза. — Док сказал мне.
Я осторожно провела пальцами по шраму и окружающим синякам.
— Тебе больно, когда я прикасаюсь к тебе вот так?
— Да, больно, — ответил он хриплым голосом.
Тяжело выдохнув, я погладила его бедро и боролась с желанием прижаться поцелуем к его порезу.
— По совершенно другой причине, — прохрипел он.
И вот тогда я заметила, что я делаю — что я делала в последнюю минуту или около того.
Я сидела на коленях между его ног, поглаживая внутреннюю поверхность бедра, пытаясь унять его боль.
Мои глаза метнулись к опасной зоне, и у меня пересохло во рту.
Так вот почему люди называли это разбиванием палатки.
Я не была уверена, что это утверждение применимо к этой конкретной породе мальчиков-подростков, потому что Джонни не просто ставил палатку в этих штанах — он ставил шатер.
Издав низкий стон, он оттолкнул мою руку и двинулся, чтобы сомкнуть бедра, но я остановила его.
Я остановила его.
— Нет, — пробормотала я тихим и хриплым голосом.
Я чувствовала жар его взгляда на своем лице.
Он снова сдвинулся, чтобы сомкнуть ноги, и я покачала головой.
Его глаза снова были открыты, зрачки были темными и расширенными.
— Что ты делаешь? — прошептал он, прикусив распухшую нижнюю губу.
Я не знала, что я делала.
Я не знала, о чем я думала.
Я не могла говорить.
Я едва могла дышать.
Я сходила с ума прямо здесь, на коленях, посреди раздевалки в Дублине.
И это была его вина.
Временная потеря рассудка заставила меня наклониться вперед и поцеловать его в бедро.
Звук, который вырвался из груди Джонни, был болезненным, гортанным стоном.
— Шэннон, пожалуйста…
Я снова поцеловала его.
— Черт, — проворчал он, ноги теперь дрожали. — Я не могу…
В третий раз, когда я поцеловала его, он сжал мои волосы в кулак и притянул мое лицо к своему.
— Шэннон, — простонал Джонни, звуча одновременно болезненно и задыхаясь, когда он нежно прижался своим лбом к моему. — Мы не можем…
Я заставила замолчать все, что он собирался сказать, прижавшись губами к его губам.
И, как и раньше, он превратился в камень.
— Прости, — выдавила я, отстраняясь. — Я сделала это снова.
— Все в порядке, — сказал он мне, тяжело дыша, как и раньше.
— Нет, нет, нет, — выдавила я, вскакивая на ноги и бросаясь к двери. — Ты ранен! Ради всего святого, ты ждешь, чтобы отправиться в больницу, а я просто — о боже! Мне так жаль.
— Шэннон, подожди, — крикнул Джонни, пытаясь схватить свой клатч. — Подожди!
Я не стала ждать.
Вместо этого я сделала то, что должна была сделать раньше.
Я сбежала от Джонни Кавана.
Поспешив к двери, я распахнула ее.
Она открылась примерно на четыре дюйма, прежде чем снова захлопнуться — ладонь прижалась к нему, причина — без сомнения.
— Подожди, — скомандовал он, стоя так близко ко мне, что я могла чувствовать, как его грудь поднимается и опускается у моей шеи.
С колотящимся в груди сердцем я развернулась и уставилась на Джонни, когда он заключил меня в клетку своим большим телом.
— Мне так жаль, — прошептала я, не в силах оторвать от него глаз. — Я просто … я… — Покачав головой, я прерывисто выдохнула и прошептала: — Я не должна была этого делать.
Он покачал головой и использовал свой костыль, чтобы подойти ближе, прижимаясь своим телом ко мне.
— Я тоже, — хрипло ответил он, переводя взгляд с моих глаз на рот.
— Почему ты сожалеешь? — Я дышала, дрожа с головы до ног.
Он обхватил мою щеку свободной рукой и приподнял мой подбородок.
— Потому что я не должен этого делать, — прошептал он.
А потом он поцеловал меня.