Вместо этого у меня были ожидания и карьера.
Секс был наградой, которую я позволил себе за то, что был, ну,
За то, что все остальное в моей жизни контролируется другими.
За то, что совмещаю учебу и спорт с безупречным контролем и железной волей.
Я был не единственным таким. Кроме пары парней с давними подружками, остальные парни в Академии были такими же плохими, как я.
На самом деле, они были хуже.
Я был осторожен.
Они не были.
— Мы говорим не обо мне, — сказал я Гибси, возвращая свое внимание к настоящему, мой гнев рос с каждой секундой. — Она гребаный ребенок, слишком молода для всех вас, похотливых маленьких придурков, и каждый мудак в этой комнате должен уважать это.
— Пятнадцать — это ребенок? — возразил Гибси, выглядя смущенным. — О чем, черт возьми, ты говоришь, Джонни?
— Пятнадцать — это слишком мало, — рявкнул я, расстроенный. — И незаконно в том числе.
— О, я понимаю, — Гибси понимающе ухмыльнулся.
— Ты ни хрена не понимаешь, Гибс, — парировал я.
— С каких это пор тебя стало волновать, что кто — то из нас делает?
— Я не знаю. Делай, что и с кем, черт возьми, хочешь, — горячо возразил я. —
Он широко улыбнулся, явно подзадоривая меня, когда произнес:
— Продолжай в том же духе, и я начну думать, что ты становишься нежным к девушке.
— Я тут ни хрена не становлюсь нежным, — возразил я, заглатывая наживку.
— Расслабься, Джонни, — со вздохом сказал Гибси. — Я не собираюсь приближаться к девушке.
— Хорошо, — я выдохнул, не осознавая, что задерживал дыхание.
— Я не могу поручиться за остальных, — добавил он, указывая большим пальцем себе за спину.
Натянуто кивнув, я обратил свое внимание на оживленную раздевалку и встал, ощетинившись от волнения.
— Слушайте, — рявкнул я, привлекая всеобщее внимание к себе. — Та девушка на поле ранее?
Я подождал, пока мои товарищи по команде обратят на меня внимание, а затем дождался, когда на их лицах появится понимание, прежде чем разразиться напыщенной речью.
— То, что с ней случилось там сегодня? Это было бы чертовски неловко для любого, особенно для девушки. Так что я не хочу, чтобы хоть одно слово из этого повторялось в школе или городе.
В моем голосе появились угрожающие нотки, когда я сказал:
— Если до меня дойдет, что кто — то из вас говорил о ней… что ж, мне не нужно объяснять, что произойдет.
Кто — то хихикнул, и я перевел взгляд на виновника.
— У тебя две сестры, Пирс, — огрызнулась я, глядя на раскрасневшегося провокатора. — Что бы ты чувствовал, если бы это случилось с Мэрибет или Кейденс? Тебе бы понравилось, если бы парни говорили о ней так?
— Нет, я бы не стал, — Пирс покраснел еще больше. — Извини, Кэп, — пробормотал он. — Ты не услышишь этого от меня.
— Хороший человек, — ответил я, кивая, прежде чем повернуться лицом к команде. — Вы никому не рассказываете о том, что случилось с ее одеждой — ни своим партнерам по постели, ни друзьям. Она исчезла. Стерто. Ни хрена не было… и раз уж мы об этом заговорили, не разговаривайте с ней, — добавил я, на этот раз по совершенно эгоистичным причинам, о которых я не осмеливался слишком много думать. — Не получайте никаких представлений о ней. На самом деле, вообще не смотрите на нее.
Чтобы быть справедливым к ним, большинство старших игроков в команде просто кивнули и вернулись к тому, чем они занимались до моей вспышки, давая мне понять, что я веду себя иррационально по этому поводу.
Но потом появился Ронан, блядь, Макгэрри, и его рот, чтобы оспорить это.
Мне не нравился этот парень — я его терпеть не мог, если честно. Он был громкоголосым третьекурсником, который гарцевал по школе, как король горы.
Его дерзкое отношение только усилилось в раздражении в этом году, когда он был привлечен к старшей команде в школе после разрыва передней крестообразной связки, из-за которой сезон Бобби Рейли закончился досрочно.
Макгэрри был в лучшем случае посредственным игроком в регби, в этом сезоне играл полузащитником за школу, и, черт возьми, мне приходилось прикрывать его на поле.
Он был в команде только потому, что его мать была сестрой тренера. Это, конечно, не из — за его таланта.
Мне доставляло огромное удовольствие сбивать его с ног при любой возможности.
— Почему? — он издевался из безопасного противоположного конца раздевалки. — Ты заявляешь права? — Маленький блондинистый засранец, подбадриваемый парой своих приятелей-скамейщиков, продолжил:
— Она теперь твоя или что — то в этом роде, Кавана?
— Ну, она точно не твоя, придурок, — без колебаний ответил я. — Не то чтобы я включал тебя в это заявление. — Шмыгнув носом, я медленно оглядел его с ног до головы с притворным неудовольствием, прежде чем добавить:
— Да, ты не проблема для меня.
Несколько парней разразились хохотом над Макгэрри.
— Пошел ты, — выплюнул он.
— Ой, — я притворился обиженным, а затем улыбнулся ему через всю комнату. — Это так больно.
— Она в моем классе, — бросил он.
— Молодец, — захлопал в ладоши, мне ни капельки не понравилась эта новая информация, но я спрятал свое раздражение за тяжелой порцией сарказма. — Ты хочешь медаль или трофей за это?