Переплёт

Я встаю. Кружится голова. Прохожу мимо Эмметта, спускаюсь с крыльца летнего дома и ступаю на траву. Холодно. Ветер обдувает меня со всех сторон. Несмотря на холод, конец зимы уже чувствуется: воздух пропитан ароматами земли и влаги. Я прислоняюсь к колонне и вдыхаю этот запах. Из вихря воспоминаний отчетливо всплывает одно: туманные голубые сумерки прошлой весной. Я возвращаюсь с фермы в дядин дом. Я задержался на ужин, потому что Эмметт меня пригласил. Когда я прощался с ним и желал спокойной ночи, он улыбнулся мне смущенной, мимолетной улыбкой, и в этот миг мне показалось, что мы с ним одни на всем белом свете. Я шел домой, насвистывая себе под нос, приплясывал на тропинке, как танцор из музыкального театра, и тихо смеялся. На мне была рубашка Эмметта, а на сердце — такая легкость, что я готов был взлететь. Я думаю об этом, и у меня перехватывает дух. Не знал, что для счастья нужно так мало.

Того, что было, не вернуть. Нельзя соединить осколки. Но теперь мне кое-что известно. Откидываю голову и вижу серое небо и птичьи стаи, летящие навстречу друг другу. Теперь я знаю, что я не насильник. Не убийца. Меня разбирает смех, потом я плачу, и все это время Эмметт не смотрит на меня. Наконец я утираю лицо рукавом.

— Эмметт, — начинаю я, и все мысли разом улетучиваются.

Он протягивает мне руку. Меж его бровей залегла морщинка, точно он еще не до конца уверен во мне. Я беру его за руку. Наши пальцы сплетаются. Его кольцо впивается мне в ладонь.

— Значит, ты все вспомнил?

— Да.

— Все?

— Насколько мне известно. — Я снова начинаю смеяться, но смех застревает в горле. Я говорю правду; смеяться не над чем.

Он закрывает глаза. Его веки трепещут, словно он спит и видит сны. На ресницах хлопья сажи. Синяк на щеке начал темнеть. Скоро я его поцелую, но пока просто стою, не шевелясь, и смотрю на него.

До нас доносится звук приближающегося экипажа. Кто-то едет сюда. Эмметт резко оборачивается и всматривается в просвет между деревьями.

— Тогда пойдем, — говорит он.