– Я долгое время служил Генри Кендалу, – заторопился Джон. – Выполнял разную работу. Чистил конюшни, носил воду из колодца. Также в мои обязанности входило кормить узника в подземелье. Я жалел его, но не знал, чем помочь. Со временем ваш брат начал терять рассудок, и вот тогда я больше не смог смотреть на его страдания. Я снял с пленника тяжёлые цепи. Снабдил его едой и водой в дорогу и вывел за ворота. Потом я понял, что моё сострадание к ближнему грозит смертью мне самому. Его милость Генри Кендал не отличается мягким нравом. Он человек жестокий и скорый на расправу. Тогда я возвратился в подземелье и со всей силы ударил себя по голове железными кандалами. Эта рана говорила в мою пользу: мол, узник сбежал без моей помощи.
– Раз ты обезопасил себя от подозрений хозяина, то зачем пришёл искать защиты сюда?
– Дело в том, что вместе с пленником пропала Матильда, старшая дочь Генри Кендала. А ваш брат Эрвин не всегда понимает, что творит, да простит меня ваша милость. Оказавшись на свободе, он мог совершить что-то ужасное, ведь его разум сейчас в темноте. Вдруг дочка хозяина мертва, и это на моей совести?
Джон закрыл руками лицо и обречённо покачал головой. Марк сидел в задумчивости, не зная, кому и чему верить. Эрвин, и правда, был не в себе. Его поведение не поддавалось объяснениям. Да и дочь Генри Кендала – особа, мягко говоря, странная. История Джона Эртона выглядела вполне правдоподобной, его страх перед хозяином тоже. Вероятно, всё произошло именно так, как он рассказывал, но проверить это было довольно сложно, практически невозможно.
– Вот что, – наконец, решился Марк, – я велю слугам позаботиться о тебе. Пусть накормят и покажут, где спать. Если не боишься работы, можешь остаться в моём замке. Здесь Генри Кендалу не достать тебя, обещаю.
– О, ваша милость, благодарю за щедрость. Вечно буду молиться за вас Пресвятой Деве Марии, заступнице нашей.
Отдав распоряжения относительно Джона, младший барон Хогарт тут же направился в комнату брата. Эрвин сидел на кровати. В последнее время он вёл себя очень странно: ни с кем не общался, избегал сына, постоянно о чём-то размышлял. Годы, проведённые в неволе, повлияли на его рассудок, превратив совсем в другого человека, чужого и непонятного. Марк несколько раз кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание, но Эрвин даже не шелохнулся. Ситуация с дочкой Генри Кендала требовала немедленного разрешения, иначе могло произойти непоправимое. Зная злобный и жестокий характер отца Матильды, приходилось ожидать подлых, непредсказуемых поступков с его стороны. Рисковать семьёй Марк не собирался. Ещё раз с сочувствием взглянув на брата, он сказал:
– Барону Кендалу известно о пропаже дочери. Её ищут. Если твоё решение относительно женитьбы Патрика всё ещё в силе, необходимо срочно написать письмо отцу Матильды и поставить его в известность. Если мы не поторопимся, то не избежим последствий. Боюсь, они будут непоправимы.
Эрвин медленно, будто нехотя, повернул голову в сторону Марка:
– Делай то, что считаешь нужным. Я полностью тебе доверяю.
Он встал с кровати и вышел из комнаты, оставив брата в полном недоумении. Не спеша проходя по комнатам и коридорам замка, Эрвин разглядывал стены, украшенные охотничьими трофеями и холодным оружием. Шкуры и головы животных, копья, мечи и стрелы вызывали странные ощущения в душе бывшего пленника. Люди, сновавшие по замку, со страхом заглядывали ему в лицо, казавшееся отстранённым от внешнего мира. Я наблюдала за ним издалека, не решаясь заговорить. Смешанные чувства тревоги и смутного ожидания чего-то важного наполнили моё сердце. Метаморфозы, происходившие с этим человеком, впечатляли. Из дикого сумасшедшего узника он сначала превратился в вежливого и воспитанного барона Хогарта. Но после недавнего приступа Эрвин снова изменился. Теперь его взгляд был полон неподдельного удивления, но в то же время стал жёстче. Поменялись его движения и мимика, что казалось непостижимым. Особенно впечатляло его знание русского языка. Это вообще не вписывалось ни в какие рамки! Я попыталась привлечь внимание Эрвина улыбкой, но он прошёл мимо, не замечая моего присутствия. Впрочем, отступать я не собиралась и, уверенно взяв его под руку, пошла рядом. В лице Эрвина появилось неприкрытое напряжение, его черты заострились. Губы сжались, а в глазах вспыхнуло нескрываемое раздражение. Он остановился, нарочито медленно освободился от моей руки и недобро оглядел с головы до ног.
– Как Вы чувствуете себя, милорд? – спросила я по-русски, не спуская глаз с бывшего пленника.
Мой вопрос буквально сбил Эрвина с ног. Он сначала опешил от неожиданности, а затем начал глупо улыбаться, будто столкнулся с чудом.
– Вижу, мы нашли общий язык, – подытожила я происходящее.
– Что вы такое говорите, миледи? – барон перешёл на английский. – Не понимаю не единого слова.
– Неправда, но ваша осторожность похвальна. Возможно, вы так же, как и я, попали в беду и просто не представляете, что делать дальше, – я вновь перешла на язык средневековой Англии.
– Я в полном порядке, Матильда.