О. Сергей вынул на ходу коробку с папиросами и спички, затем остановился и чиркнул спичку. При свете спички на несколько мгновений было выхвачено его лицо с смеющимися, хитро косящими глазами, с чувственными губами, - лицо, поросшее насквозь густой, буйной как огородная трава, растительностью. Лицо его привлекало к себе и было порядком знакомо прекрасным обитательницам Головотяпска. Многие из них исправно посещали службы, которые нес о. Сергей, и находили, что и служит он с чувством, не спеша, благолепно, и поклоны кладет по-писанному, и наставление может дать, и говорит всегда: - Друг мой, - а на самом деле... Но вероятно, и без слов будет понятно, чем нравился о. Сергей прекрасным нашим обитательницам. Сейчас, вернувшись с епархиального съезда, о. Сергей чувствовал себя настоящим героем. Окончилось приниженное, угнетенное существование. Не к чему ходить с опаской, подозрительно шушукаться. Он, о. Сергей, теперь попутчик власти. Так говорили на съезде. Теперь можно так устроить, что головотяпские коммунисты станут заглядывать к нему в древне-апостольскую. Во всяком случае, он развернется.
Не желаете-ли, друг мой, в наш церковный совет попасть? - ласково предложил тут же шкрабу о. Сергей. - Кой-кого оттуда надо будет удалить, а на освободившиеся вакансии хорошо бы посадить представителей трудового населения. Вы - школьный работник, и для нас были бы весьма желательны.
- Да я в церкви-то не бываю.
- Это в прежней, друг мой, а от новой не зарекайтесь. Новый дух с ней будет, животворящий, обновляющий, - дух, который когда-то сошел в виде огненных языков и дал им дар вдохновенной проповеди. Этот дух запечатанный старой церковью семью печатями, вырвался сейчас наружу. Так-то, друг мой.
На Азбукина, очень поддававшегося чужому влиянию, эти слова также произвели некоторое впечатление. Уж лет пять в церкви не бывал, - подумал он не без укора себе. - Надо когда-нибудь сходить, хотя бы из любопытства.
Но тут же червь сомнения вполз в шкрабье сердце. Ведь это говорит о. Сергей, занимавшийся в старое время за приличную мзду и нелегально, бракоразводными процессами; известный всему городу своими романическими похождениями; застигнутый некогда купеческим дворником под подворотней, когда в отсутствие хозяина пробирался к его супруге; тот о. Сергей у которого однажды во время заседания окружного суда, где о. Сергей приводил к присяге свидетелей, внезапно от неизвестной причины из находящихся в поповских карманах пивных бутылок выскочили пробки, и все присутствовавшие с изумлением созерцали, как по муаровой рясе (которую, кстати будь сказано, в Головотяпске перекрестили в "амурную"), клубами повалила белая пена. Неужели на него снизошел дар в виде огненных языков? Неужели он переродился настолько, что сможет устроить в Головотяпске церковную общину, подобную древне-апостольской?
- Так-то, друг мой, - разглагольствовал о. Сергей, - жизнь великая вещь. Дыхание жизни все изменяет. Помните, как в псалме: "пошлешь духа твоего, и начнется созидание, и обновишь лицо земли". От жизни не надо убегать, потому что она всегда приносит нечто новое и интересное. Вот в нашу мертвую церковь попала капля жизни, и вы увидите, друг мой, какое чудо произошло. Жезл Ааронов, целые века бывший сухой палкой, расцвел. Ближе к жизни все мы должны стоять.
- Значит, приспособиться к новой жизни? - спросил Азбукин.
- Нет, не это, а вот вы раньше сказали, - переподготовиться. Это слово приличнее, лучше, чем приспособиться. Но в сущности, друг мой, важен самый процесс, а не то слово, которым он обозначается.
О. Сергей скоро свернул в тот переулок, где жила его жена, "посторонняя".
IX
Местком работников просвещения собирался обыкновенно в просторной учительской комнате 1-ой школы 2-ой ступени. Когда Азбукин зашел туда, там сидели, говорили, курили, - собрание шло, как и полагается итти собранию. У стены за столом покоился президиум из трех человек: председатель - лысый, с большими обвислыми усами, чрезмерно спокойный, даже флегматичный человек, - лениво дремал; секретарь, - молодой шкраб, - на бумаге, разделенной графой на две половины, над одной из которых стояло: слушали, над другой: постановили, согнувшись и водя указательным пальцем по переносице, заносил; товарищу председателя, как и вообще большинству товарищей председателя в свете, делать было решительно нечего: он карандашом воздвигал перед собой дома, церкви; классифицировал человеческие профили и, особо, носы; округлял кошек, сидевших задом и, наконец вырастил такое фантастическое чудовище, что даже сам не мало был озадачен. Он по натуре создан был художником, а совсем не товарищем председателя.