Стас нервничает и нервно смотрит на меня, пока мы ждем второго переговорщика. Я же смотрю на часы и вижу, что уже должна ехать домой. Рабочие часы позволяют развернуться и уйти прочь, но это в других местах, а здесь нужна отмашка хозяина.
— Тебе же зубы пересчитают, — добавляет охранник, не удержавшись.
— Пока все на месте.
Ненавижу, когда меня учат жизни такие, как он. Он же сам шлюха, в мужском эквиваленте.
— Что у вас тут?! — с громким возгласом в подсобку вваливается напарник Стаса. — Яна, ты оглохла, ты должна быть в зале!
— Я не работаю в зале.
— Заткнулась! Просто уведи его из зала, тихо и без скандала. Пообещай, что он хочет, и приведи в третью комнату. И можешь валить прочь с моих глаз!
Глава 31
Сука...
Я ни черта не соображаю, что делаю. Голова гудит от гонки и беспокойных мыслей, целый улей жужжит и жалит, жалит и жужжит. А вокруг клубная музыка и сумрак из наплывающих облаков тягучего дыма... Здесь можно спрятаться, но как отвлечься?
Может быть, она?
Полуголая девица сидит напротив, утонув в низком диване с огромной спинкой, и зовет. Алкоголь уже ударил в голову и как раз подсказывает очевидное действие.
— Твою мать!
Я выдыхаю и шагаю через столик. Оказываюсь над ней, нависнув стеной, и улавливаю ее удивление и следом смятение.
— Нас нельзя трогать, — неуверенно шепчет девушка, запутываясь в слогах, как в паутине, — в зале то есть.
— Мне можно.
Я могу и трахнуть ее в этом зале.
— Я только танцую...
— Не сочиняй.
Притягиваю рывком и жадно целую, скользя языком меж пышных губ. Нужно закрыть глаза и постараться забыть, где нахожусь. В каком дерьме. И что ласкаю шлюху, которая даже не знает, как работать.
— Лучше двигайся, — ей приходится подсказывать, что зверски раздражает.
Я нахожу руками ее плечи, заостренные от худобы. Если надавить с силой, их можно сломать. Уязвимое слабое тело... Черт! Опять это, все-таки я мало влил в себя, три шота — это херня, и она ни разу не мой тип. И еще этот затравленный взгляд, который зажегся в ее зеленых глазах и не думает потухать. Сколько ей лет вообще? Тут паспорта только у посетителей спрашивают, а размалеванные красавицы минуют фейс-контроль?
— Пошла вон, — я отсылаю девчонку прочь и падаю на ее место, когда она сваливает.
Кожаный диван запомнил ее тепло. Или это жар от испуга? Я стягиваю с себя тонкую куртку и бросаю на стол. Сразу вспоминаю, как задолбался поправлять капюшон на улице, который ловил хлесткие порывы ветра и норовил свалиться назад. Как боялся не добраться или попасться им в руки по дороге. Как тысячу раз проклял излишне высокий рост. Будь возможность, я бы закопался под асфальт. Даже сейчас, даже в клубе брата.
Я в двадцатый раз оглядываюсь по сторонам. Кажется, Марк вошел в силу. Я почти не знаю старшего брата, видел раз пять и то мельком, и мой старик был бы рад, если бы не случилось и этих встреч. Отец всеми силами пытался выстроить неприступную стену между нами, и у него неплохо выходило до сегодняшнего дня. Марк, по его мнению, прокаженный и стоит позабыть о родстве навсегда. Что ж, мы жили в разных городах, и я налажал и без тлетворного влияния старшего брата. А теперь приехал искать у него защиты.
— Можно?
Сверху наплывает женский нагловатый голос, которому не идет вопросительная интонация, таким тоном обычно требуют, даже выколачивают. Выцарапывают в ее случае. Красотка в черном мини, что нисколько не прикрывает тугое, зовущее изгибами, тело, обжигает натренированным взглядом голубых глаз.
Наверное, элитка. Но я отмахиваюсь, чувствуя, что потерял всякое настроение.
— Только малолетки интересуют, — шепчет она с наглым вызовом, разворачиваясь.
Хотя самой чуть больше двадцати на вид. 22 или 23, и это максимум.
— Я слышал, — бросаю ей в спину. — Язык иногда стоит придерживать.
— Обычно просят прямо противоположное.
Черт, да… Она медленно облизывает алые губы и каким-то образом сгущает без того тягучий блядский взгляд до консистенции липкой смолы. Определенно, элитка. Настроение вдруг возвращается, и я усмехаюсь, заражаясь ее животным обаянием.
— Сядь, — хлопаю по дивану рядом с собой, приглашая малышку.
— Может сразу в комнату?
— Я боюсь замкнутых пространств.
Она недовольно качает головой, и светлые волосы играют искрами, вбирая в себя разноцветные лучи подсветки. Кислотные дуги, вырвавшиеся со сцены, где вертятся ее подруги, скользят по тугому телу и дразнят. Она права, конечно, и не будь последних дней, была бы сразу комната. Но я три дня провел взаперти, отсиживаясь на проклятой даче за городом, а потом еще день на побег, прячась от случайных взглядов. Да, вокруг не лучшие люди, но пусть остается так. Ведь всё дерьмо случается за закрытыми дверьми, а я прекрасно помню душное ощущение, что кольцо вот-вот сомкнется и уже не вырваться.
— Я умею забирать страхи, — она ударяет меня бедром, устроившись рядом.