— Да пошел ты, — Стас плюет себе под ноги и идет на выход.
— Взаимно.
— Я закончу с этажом, может, еще где попрятались, — добавляет он уже привычным бесцветным тоном.
Будто ничего и не произошло.
Можно опустить оружие и выдохнуть окончательно. Я оглядываю девушек, отметив, что дело обошлось царапинами, и подхожу к кровати. Наклоняюсь, чтобы поднять проклятый баллончик. Зачинщица всего бардака не двигается с места, когда я оказываюсь над ней, но сжимается, крепко обняв себя тонкими руками.
— Никогда больше, — говорю ей, подобрав баллончик. — Только разозлишь и подольешь масло в огонь.
Она молчит и слепо смотрит перед собой. Тогда я подношу ладонь к ее лицу и звонко щелкаю. Девушка вздрагивает всем телом, как от пощечины.
— Поняла? — я повторяю грубее, чтобы расшевелить ее. — Или в следующий раз этим же баллончиком отымеют.
На хозяйский тон она реагирует сразу, кивает и даже несколько раз поддакивает.
— На этаже есть еще кто-то?
— Нет. Охрана забегала, и мы... мы решили спрятаться.
— Теперь встали и за мной.
— А можно одеться?
— Десять секунд.
В ванной находятся махровые халаты, так что мне не приходится поторапливать. Я увожу их до того, как возвращается Стас, и провожу в холл. Там уже раздают бейсбольные биты. Второй раунд включает в себя погром, Нечетный отдает приказ разнести в хлам один этаж. А я прикидываю, через сколько дней придется возвращаться и крушить второй, хотя, может, после встряски деньги на погашение кредита найдутся.
Мне достается гараж, в котором стоит фургон с тонированными стеклами. Я без всякого удовольствия сношу молотком эти самые стекла, как и фары. Потом валю на бетонный пол старый компьютер с принтером, которые стояли на пыльном столе, и думаю, что дальше. Хрупкое кончилось, а срывать тяжелые полки чертовски не хочется, все тело ноет от усталости без этого...
С размышлений сбивает резкий химический запах.
— Зачем? — я кривлюсь, различив источник.
Стас находит меня, а также банки с черной краской, вонь которых явственно намекает, что она по металлу. И теперь с довольной ухмылкой парень разбрызгивает содержимое на стены и машину.
— Чего такой смурной? — вопросом отвечает Стас. — Кривиться будешь, когда нас ломать будут.
Он неожиданно произносит здравую вещь, и я не нахожу, что возразить. Простая безотказная логика этого мира — либо ты, либо тебя. Правда, я даже сейчас, с молотком в руке и с заправленным пистолетом за пояс, чувствую, что челюсть потихоньку выносят именно мне. И не собираются останавливаться.
— Ты давно у Марка?
— С самого начала, — отзывается Стас.
— Понятно.
— Что понятно?
— Почему тебя терпят.
Я все-таки срываю полки со стены, после чего облокачиваюсь на стол, наблюдая, как Стас заливает краску из последней банки под капот фургона. Удивительное рвение.
— Закончил?
— Ага, — кивает Стас, — у нас кстати следующие три смены общие.
— Да, меня хотят угробить, я в курсе.
— Ты опять не по делу кривишься. Я тебя жизни научу.
— Например, как бить шлюх?
Проглядывает оголенный нерв. Стас впервые смотрит прямо в глаза и обдает чистым презрением.
— Знаешь, ты нос сильно не задирай.
— И не думал.
— Это Марк свое отбыл, и теперь может не пачкаться и всё чужими руками, твоими в том числе, — он гадко улыбается, обнажив белоснежные зубы, на которые точно ушел один из кредитов. — А тебе еще ползти и ползти. И всякое придется, бить шлюх в том числе.
— Да пошел ты.
Воздух, где-то же есть граница этой вони? Я дохожу до самых ворот, пытаясь отбиться от запаха химикатов. Только не проходит и минуты, как там объявляется курильщик. Я едва сдерживаю порыв затолкать ему сигарету прямо в глотку.
Три смены, славно.
Меня отпускают где-то через час, высаживают у клуба, где я припарковал машину. Первое время, я думал перегнать сюда свою ауди, потому что злился каждое утро, когда приходилось садиться в подаренную ржавую помойку. Плюс вдруг оказалось, что я не такой уж и классный водитель, как обманывали предыдущие машины, напичканные всем, что только успели придумать технологи. Но как-то незаметно для себя я привык к побитому жизнью седану и перестал задумываться на этот счет.
И он безотказно реагирует на поворот ключа, чего еще? Вот и сейчас, мотор послушно забурчал, успокаивая монотонным звуком.
Глубокая ночь и отсутствие и намека на сон... Я сворачиваю на другой маршрут, который вдруг показался единственно верным. Бросаю тачку во дворе и иду к ее двери, за которой долго и упорно молчат, хотя я своим стуком, скорее всего, перебудил полдома. Наконец, я различаю осторожные шаги, после чего вновь случается негостеприимная тишина.
— Яна, пожалуйста.
Дверь открывается, и она сразу отступает в сторону, впуская меня внутрь.
— Спасибо, — бросаю ей устало.
Сил нет никаких, я прохожу мимо и направляюсь к дивану. Я не хочу пока смотреть на нее, почему-то кажется, что посмотрю не так. Порежу.
— От тебя пахнет чем-то, — говорит Яна, подойдя вплотную.