Девочкам очень хорошо жилось в Сан-Франциско, и, хотя они скучали по отцу, они прижились здесь, и им ни разу не пришлось столкнуться с унижениями, пережитыми в Вашингтоне, так как дядюшка старательно следил за тем, чтобы не называть мужа племянницы нацистом. Лиана была ему очень благодарна, и в этот день отправилась в Красный Крест с более легким сердцем, чем накануне. Она думала о том, как Ник переживет расставание с сыном, но по опыту собственных горестей знала, что время смягчает удары судьбы. Она понимала, что Нику нелегко, но со временем его боль притупится, точно так же как ее собственная, связанная с воспоминанием о нем. Все это время, пока она вела тихую и размерную жизнь в Сан-Франциско, Лиана постоянно помнила о Нике. Она сама удивлялась, каким недавним ей иногда казалось их путешествие на «Довиле». Однако теперь постепенно Ник начал удаляться. Иногда в ее снах образ Ника соединялся с образом Армана, и, проснувшись, Лиана не могла понять, где она, с кем, как сюда попала, пока не выглядывала в окно, не видела мост Золотые Ворота или не слышала сирен с маяка, гудевших во время тумана. И тогда она все вспоминала и понимала, какое расстояние отделяет ее и от того, и от другого. Ник стал частью ее прошлого, но одной из самых дорогих сердцу частей. Он дал ей то, чего она не получала ни от кого другого, и сказанные им слова помогли ей продержаться эти полтора года. Ей потребовались силы, веру в которые внушил ей он, когда они расставались. Она призывала их, когда ей приходилось по четыре-пять недель ждать писем от Армана, читать ужасающие сводки с фронта, когда она представляла себе опасность, которой подвергается Арман, работая с немцами в Париже. Она нуждалась в этих силах ежедневно, они нужны ей были для девочек и даже для дяди Джорджа. Но еще больше эти силы потребовались ей, когда, вернувшись с девочками из церкви, она включила радио. Она часто слушала последние известия, но теперь застыла посреди комнаты, не в силах поверить собственным ушам: В Пёрл-Харборе на Гавайях были потоплены и получили серьезные повреждения шесть военных кораблей, а на аэродроме военно-воздушных сил уцелело всего шестнадцать бомбардировщиков. Ранним утром японцы нанесли неожиданный удар по Гавайям, оставив после себя тысячи убитых и раненых, и теперь стало ясно — Соединенные Штаты вовлечены в войну.
Побледнев, с бешено колотящимся сердцем Лиана сбежала вниз, чтобы найти дядю, и увидела, что он стоит в кабинете и со слезами на глазах тоже слушает последние известия. Впервые враг вторгся на землю его родины, страны, которая была столь ему дорога. Лиана бесшумно приблизилась к дядюшке, и, обнявшись, они выслушали обращение президента Рузвельта. Больше никаких вопросов не было. Америка вступила в войну. Оставалось только утвердить это на следующий день в сенате. А еще через три дня, одиннадцатого декабря, войну Штатам объявили Германия и Италия, и конгресс принял объединенную резолюцию, подтвердившую, что Америка находится в состоянии войны. Для американцев наступила новая и безрадостная эпоха. Вся страна была потрясена нападением на Пёрл-Харбор, и теперь все гадали, достанет ли японцам решимости, чтобы подвергнуть бомбежке главные города континента. В одночасье вся страна погрузилась в состояние смятения и неуверенности.
Глава тридцать седьмая
Утром седьмого декабря в Нью-Йорке тоже началась паника, хотя люди не боялись так, как на Западном побережье. Гавайи находились довольно далеко, однако сам факт, что враг посмел напасть на Америку, в то утро потряс всех. Обращение Рузвельта к народу с объявлением войны восприняли чуть ли не с облегчением. Теперь Соединенные Штаты могут закатать рукава и дать сдачи. Оставалось только надеяться, что японцы не успеют повторить налет, совершенный на Пёрл-Харбор.