Перепутье первое

– Чужестранцы. Я то как раз понимаю, и точно такими же словами объяснял им сущее, вот только что. Я ведь и сам недавно их нагнал, помог раненую перевязать. Но вы, сударь… мне показалось… и сами чем-то обеспокоены?

– Обеспокоен??? Горбатые боги, кривые ноги! Я в большой тревоге, сударь, вот так будет сказать вернее всего! Государь на меня гневается. Ну и зверь у вас! Мне бы такого.

– Да вы что? На вас гневается???

– Да. И главное – полумесяца в столице не пробыл… Но это бы четверть беды, а вся-то беда в том, что он гневается по делу! Таким образом, вовремя узнав об этом, я драпаю со всех ног, чтобы имперский курьер меня не догнал, не сунул указ под нос и не вернул под пресветлые очи. Через Пригорья-то он не рискнет, а я напрямик… Хоть бы дождя какого осенние боги прислали, не то я вскорости лопну от проглоченной пыли!.. Но могут перехватить через птеровую почту в Бая, вот и спешу. Предпочитаю пересидеть его гнев у себя дома, оттуда уж не выковырнут. А там поход до весны и все такое прочее… Государь милостив.

– Удачи вам. Тогда я понял, зачем вы предупредили меня не называть имен. Вы уберегли меня от возможной лжи при возможных вопросах, но ради вас, сударь, мне кажется, я бы солгал без зазрения совести.

Рыцарь захохотал в ответ, и смех его был похож на рев молодого дракона.

– Недаром мой дед был дружен с вашим батюшкой! Короче, я помчался дальше, а вы предупреждены. Там, впереди, я слегка подчистил путь, но это случайность. Счастливо, сударь. – Незнакомец стянул перчатку и как равному протянул руку юноше.

Тот с готовностью пожал ладонь, размерами более похожую на медвежью лапу, и они расстались.

Юноша терпеливо подождал, пока купцы и воительницы свернут бивак, впрочем, и они, встревоженные услышанным, старались действовать как можно быстрее, и небольшой караван, умноженный тремя присоединившимися путниками, одним человеком и двумя животными, резво пустился вперед. Долго ли, коротко, но наткнулись они и на кусочек «расчищенного» встреченным рыцарем пути и даже остановились на осмотр и короткую передышку.

На обочине дороги валялось разрубленное на две отдельные части тело страховидного чудовища, очертаниями слегка напоминающего человека: две толстенные короткие ноги, длинные ручищи с загнутыми когтями, вытянутая зубастая морда с маленькими глазками и небольшими острыми ушами по бокам черепа, бугристая по всему телу безволосая кожа, объемистое брюхо, необъятной ширины спина. Росту в разрубленном наискось чудовище, пока он еще существовал единым целым, было не менее пяти локтей, и чем-то неуловимым напомнил он купцу Бираму пьяного, встреченного караваном посольства на дороге.

Это был цуцырь, демон юго-западных холмов и предгорий. Цуцырь – естественный враг горного, или, как еще его называют, пещерного, медведя, единственный его соперник за право владычества на плоскогорьях, ибо еще более грозные существа – огнедышащие драконы и тургуны – не любят холодной осени и дождей, не терпят трескучих морозов и снегов. Цуцырю же все нипочем, голод может выгнать его из пещеры даже днем, как это и случилось ныне, хотя цуцырь – ночной демон. Размерами он весьма уступает горному медведю, но уравновешивает силы лютостью в схватках и невероятной крепостью безволосой шкуры и плоти под нею, недаром легенды считают, что цуцыри рождены из камня.

Попадись он живым на дороге маленькому отряду – Гадюке даже страшно стало представить себе итог столкновения, цуцыри ведь не редкость в окрестностях Суруги и Лофу, пусть и не такие огромные… Секи его саблей во весь замах – он и не заметит царапины, но сам ударом передней лапы… или руки?.. легко убьет и лошадь, и ящерную корову… Это тебе не цераптор, и даже не два цераптора, и даже не охи-охи. Но вот он лежит мертвый на дороге, вывалив наружу требуху и содержимое кишок, и ни малейший лоскуток кожи не соединяет одну его часть с другой.

– Да-а… За что я всегда люблю цуцырей, так это за то, что они не брезгуют питаться нафами.

– Что? Что? – Бирам и Гадюка хором переспросили юношу, ибо он сказал непонятное.

– Я говорю, немножко исказив слова одной из ваших воительниц, что до сегодняшнего дня никогда не видывал такого удара. По правде говоря, я был совершенно уверен, что на всей земле только два воина могут делать столь изящные надрезы…

– Один из них – вы?

Юноше польстили вытаращенные глаза Гадюки, но он вздохнул и ответил честно:

– Куда мне. Я, конечно, не мальчик, мне довелось участвовать в двух битвах… и в двух дуэлях… но этот удар не по моему плечу. Я бы не знаю, что отдал, чтобы научиться такому же! А ведь мне было у кого учиться. Ах… Увы, Гвоздик, увы тебе, и эта падаль несъедобна… По коням, судари и сударыни, у нас с вами очень и очень мало времени. Чем быстрее вы воссоединитесь с основным отрядом, тем будет спокойнее. В Марубо я оставлю вас и во всю возможную прыть поспешу вперед, ибо в Океании меня ждут неотложные и чрезвычайно важные дела… Вперед, вперед!

– Вперед, вперед, клячи!