Перепутья Александры (СИ)

   Для перехода на таинственный слой не потребовалось грохота пушки. Он втянул нас в себя в полной тишине. Или же просто просочился под ногами - точно не знаю. Но когда я открыла глаза, упомянутые мальчиком экраны находились перед нами. Вернее, вокруг нас. Всего четыре. По одному на каждой стене. Большие - от белого пола до небесного потолка.

   Вдоль позвоночника прошел ток, на миг задержался в области затылка и растворился, оставив ощущение абсолютной пустоты в голове. Словно оттуда выкачали все мысли, все светлые воспоминания, сохранив лишь глубокую печаль. Точно такую же, что не покидала меня на протяжении первой зимы после выхода из комы. Когда я бесконечно думала о Варе.

   Почему те ощущения вернулись сейчас - на этом странном зеркальном слое? Да потому что со всех четырех экранов на меня смотрела она - хрупка юная балерина, несправедливо лишенная возможности делать то, что умела лучше всего в жизни. Зеркала показали даже сразу четыре Варвары - из разных эпизодов нашего совместного путешествия шесть лет назад. И каждая из них была столь реальной, что на глаза навернулись слезы.

   Одна стояла на туманном поле в голубом до колен платье и загибала пальцы на правой руке, что-то перечисляя нараспев. Впрочем, я знала что именно - события утра, из которого (как считала Варя) она попала в Поток. Сейчас я бы не смогла назвать все пункты, но точно помнила, что там фигурировала соседская болонка. Вторая Варвара сидела на полу в комнате с жуткими обшарпанными стенами - будто не краску содрали или обои, а настоящую живую кожу. Слипшиеся ресницы девушки дрожали, как намокшие крылья бабочки, щеки раскрасили черные дорожки. Она боялась. Не хотела знать, что скрывает шестая комната. Предчувствовала беду. Третья балерина сосредоточенно вчитывалась в длинный пергамент, машинально отмахиваясь от упитанного гнома в синей рубаке, настойчиво тянущего ее за подол. Четвертая... Нет! Я не стала смотреть на четвертую. Ибо там был лебедь. Прекрасный. Величественный. Но несущий в прощальном танце столько трагизма и горечи, что отчаянно хотелось кричать.

   - Это то, что мне должны подсказать? - спросила я у Бори хрипло, через силу.

   - Нет, - он робко потупил взгляд и замотал головой. - Самое важное начнется, когда я уйду. В чужом присутствии это не работает. А пока... пока экраны нащупывают те воспоминания, что вызывают вашу грусть.

   - Откуда ты все это знаешь? И кто ты? На самом деле? - на мальчика я не смотрела, глаза впились в лицо балерины. Той Вари, что вспоминала, как исхитрилась оказаться в странном закольцованном мире. Глаза приклеились к ней, словно я пыталась насмотреться на всю оставшуюся жизнь.

   - Вы же понимаете, что я не могу ответить, - извиняющаяся интонация прозвучала не явно, но я ее уловила. Однако не стала давить. Не сейчас. И не здесь.

   - Что именно я должна буду делать, когда ты уйдешь?

   - Ничего. Все получится само собой. Максимум слой может дать три подсказки.

   - Три желания? Как в сказке? - невольно усмехнулась я, представив хитрого джина, всегда действующего, прежде всего, в собственных интересах.

   - Возможно, - Боря расслабился и позволил себе улыбнуться. Я, по-прежнему, не смотрела на него, но почувствовала, что улыбка получилась мягкой и недетской. - Постарайтесь сразу не раздумывать над тем, что тут покажут. Запоминайте детали. На их интерпретацию время еще будет, - мальчик взял меня за руку, пытаясь заставить обернуться. - И, Александра Викторовна, не жалейте мертвых. Думайте о живых.

   А потом он разжал пальцы, сомкнул веки и растворился вмиг, будто и не стоял тут вовсе. Комната только этого и ждала - погрузила меня в кромешную тьму, чтобы несколько секунд спустя снова позволить экранам включиться. Но уже с другой картинкой. Иной историей из прошлого.

   Они не появились сразу. Четыре человека на поле. Краски выплескивались на зеркало постепенно. Разноцветные ручейки рисовали затейливые узоры и только потом сливались в единое целое. Это напомнило рождение "рисунков" на стене в пустой комнате, где мы ночевали с Варей и Михаилом. Поэтому я не слишком удивилась, когда узнала людей. Наверное, ожидала увидеть их - моих первых спутников. Несколько обескуражило лишь наличие рядом меня самой и нашего неприятеля - Василия Петровича. Пусть в тот момент мы и считали его, если не союзником, то другом по несчастью - точно.

   Я неплохо помнила тот разговор. Состоявшийся после побега Егорки верхом на Рыжике. Поэтому совершенно не представляла, отчего странной комнате понадобилось показать именно этот миг из моего первого путешествия по Потоку. Что такого важного следовало увидеть? Понять?