Наконец перед глазами его возникает рукотворное плато, с которого так четко видно всё то, что находится внизу. Здесь есть скамейки для отдыха и перила, что должны служить для безопасности и что в основном принимают на себя участь последней опоры перед прыжком в вечность. Здесь нет никого, и лишь ветер потихоньку шуршит и посвистывает, словно спит и готовится к новому дню и встрече солнца, что поднимется из-за края, чтобы выпустить на улицы десятки тысяч жителей, часть из которых готовы к перераспределению, а другая часть к зрелищу.
— Увы…
Учёный тяжело вздыхает и направляется в самый центр площади. Здесь он останавливается и некоторое время просто стоит, смотря на башню звездочета, с которой не только город — будто бы весь мир на ладони, и можно увидеть сокрытую от глаз сторону света, которая, словно стеснительное отражение нечисти, не показывается никому, существуя где-то в параллельности, в бескрайней тишине того, что окружает планеты.
Постояв немного в центре, учёный направляется к стальным перилам и кладёт на них ладони. Кажется, этот холод должен обжигать и заставлять человека думать о том, что перед ним непреодолимая преграда, но он слегка подпрыгивает, чтобы перекинуть сначала одну ногу, а потом и другую… чтобы перенести себя, своё тело по ту сторону от безопасности.
Учёный крепко держится за перила и подаётся всем хрупким организмом вперёд. Смотрит вниз и начинает нервно смеяться. Он смотрит вниз и чувствует ту свободу, которая ощутима только тогда, когда в голове нет мыслей, когда наступает момент благозвучной тишины. Он поднимает одну ногу и выставляет её вперёд. Приятное чувство приближающейся свободы внезапно заставляет учёного забыть о той загадке, ответ на которую он старательно ищет. На несколько секунд он забывает о друге-чиновнике и рисунке издательства, что выпустило самую тяжёлую, самую неинтересную, но самую важную в жизни и для жителей города, всех городов, книгу.
— Нет. Это того не стоит.
Сказав это, учёный так же спокойно возвращает ногу на опору, после чего откидывается назад, и если до этого он держался ладонями, то сейчас опускает руки ниже, касается поручней предплечьями и накрепко фиксируется биологическими заломами локтевых суставов.
Почувствовав свободу перед бесконечностью окончания жизни, учёный понял, что эта свобода и та, которая наступит в любом случае после перераспределения, — это две принципиально разных свободы, между которыми можно выбрать всего один раз.
— Эй! Флюид! Я думаю, ты со мной согласишься! Ведь шагнуть вперёд сейчас — слишком глупо для учёного? Если бы я был музыкантом или, скажем, поэтом, в чьей душе демоны и в чьём шкафу скелеты, это ещё можно было бы оправдать терзаниями невидимыми и оттого губительными, но я — учёный, и такой выбор прямо перед перераспределением — глупость! Ведь так, всевеликий?! Пусть это тоже выбор, в своём роде… так же как и то слово, которое я намерен произнести.
Учёный ещё раз смотрит вниз, после чего ловко разворачивается и делает прыжок вперёд, поджимая колени к груди. Он летит всего миг, но этого хватает, чтобы придумать трагическую случайность в виде внезапного и сильного порыва ветра, буквально выбрасывающего его в пропасть. Но это лишь мимолетная фантазия.
Стопы касаются твёрдой земли, а это значит — пора идти обратно. Но вот куда «обратно», учёный ещё не решил. С одной стороны, он понимает, что у него хватает времени, чтобы вернуться домой, но домой он возвращаться уже не хочет. С другой стороны, он готов вернуться в лабораторию, но там ему тоже делать больше нечего. С третьей стороны — он может отправиться домой к другу-чиновнику, но так поступать не принято, да и вряд ли его кто-нибудь пустит рано утром на привилегированную территорию для чиновников… а здесь, на смотровой площадке, под башней звездочета, пусть и можно остаться, но сидеть нет никакого смысла.
— Ладно… я все равно должен надеть парадную форму, чтобы появиться перед всевеликим Флюидом. Конечно, я и в этом не вижу никакого смысла, особенно перед перераспределением, но кто я такой, чтобы нарушать древнюю традицию? Никто… всего лишь никто, просидевший в лаборатории много лет и, кажется, понявший суть нашего существования прямо перед ключевым событием…
Учёный смотрит по сторонам, затем вниз, на прекрасную панораму города, потом туда, где должна появиться яркая и тёплая звезда; на небо; на башню звездочета, вокруг которой спиралью поднимается лестница с перилами. Учёный смотрит на всё это и выбирает, несмотря ни на что, тот вариант, что подразумевает возвращение домой. Подходит к лестнице, что пирамидоподобной ломаной линией привела его сюда, и думает о двух вещах: сколько ступенек вниз ему придётся пройти и о мудрости звездочёта, который придумал пристроить лестницу к башне снаружи, чтобы была возможность любоваться прекрасными видами, и библиотеку с исследовательскими залами внутри, где собраны тома и бесчисленные рукописные исследования небесных тел.