Перерождение

Гас подвел его к грубо сколоченному столу, на котором лежали большие листы хрупкой от времени бумаги с нанесенными синим схемами. Майкл просмотрел каждую и через пару минут объявил:

— Здесь черт ногу сломит! На то, чтобы понять, в чем проблема, уйдут недели.

— Недель у нас нет, — сказала Билли.

— Сколько вы работаете над тепловозом? — оторвавшись от схем, спросил Майкл.

— Ну, лет сорок, — отозвался Гас.

— А у меня сколько времени?

Билли с Гасом обменялись тревожными взглядами.

— Часа три, не больше, — ответила Билли.

53

— Тео!

Он снова на кухне из Старого мира. В открытом ящике поблескивает нож. Ишь как его положили, словно младенца в колыбель!

— Ну же, Тео, давай! Бери нож и вскрой толстухе горло. Тут же полегчает, гарантирую!

Снова этот голос! Он звал по имени, проник в мысли и теперь преследовал его и во сне, и наяву. Сознание раздвоилось: Тео одновременно был и на кухне, и в камере, где сидел уже много дней и боролся со сном.

— Откуда такие сложности, черт подери? Или я плохо объясняю?

Тео разлепил веки — кухня исчезла. Он сидел на нарах, в пропахшей дерьмом и мочой камере с тяжелой дверью. Какой сейчас день, месяц, год? Сколько он здесь торчит? Целую вечность?

— Эй, Тео, ты меня слушаешь?

Тео облизал губы и почувствовал металлический вкус крови. Неужели язык прикусил?

— Что тебе нужно?

За дверью тяжело вздохнули.

— Тео, ты меня удивляешь. Так долго еще никто не держался! Ты у нас рекордсмен!

Тео не ответил. А что говорить? На вопросы голос не отвечал никогда. Порой вообще казалось, что никакого голоса нет и у него галлюцинации.

— Вообще-то некоторые сопротивлялись, — продолжал голос. — Некоторым резать жирную стерву явно не по нутру! — За дверью мрачно усмехнулись. — Уж поверь мне, чего я только не видал!

«Надо же, какие мерзости творит с сознанием отсутствие сна, — думал Тео. — Приказываешь себе бодрствовать, заставляешь мозг работать день-деньской, отжимаешься, приседаешь, пока мышцы не начинают гореть, колотишь себя, до крови царапаешь, и вскоре границы между сном и явью исчезают. Два состояния смешиваются во что-то вроде боли, только хуже, ведь эта боль живет не в теле, а в сознании. Сознание превращается в боль, а с ним ты сам становишься болью».

— Помяни мое слово, Тео, умирать здесь — то еще удовольствие. Такое и врагу не пожелаешь!

Сознание снова превращалось в каплю, готовую раствориться в пучине сна, и Тео вонзил ногти в ладонь. «Не спать! Ни в коем случае не спать!» — одергивал себя он, потому что знал: сон куда ужаснее яви.

— Знаешь, Тео, рано или поздно все прогибаются.

— Почему ты зовешь меня по имени?

— Извини, Тео, что ты сказал?

Тео сглотнул и снова почувствовал вкус крови. Надо же, как мерзко во рту! Он зажал голову руками.

— Почему ты вечно зовешь меня по имени?

— Твое внимание привлечь стараюсь. Извини за прямоту, но последние несколько дней ты сам не свой!

Тео не ответил.

— Не нравится, что я зову тебя по имени? Не понимаю почему, но ладно, как пожелаешь! Сменим тему. Что скажешь об Алише? По-моему, эта девушка — просто чудо!

Алиша? Странный голос спрашивает об Алише? Невозможно! Хотя тут-то и загвоздка! В мерзкой камере возможно все, и голос из-за двери говорит исключительно невозможные вещи.

— После твоих рассказов я думал, что западу на Маусами, — радостно продолжал голос. — Ну, помнишь, мы с тобой по душам поговорили? Вот я почти не сомневался: мне понравится именно она. Только в этой рыженькой есть какая-то изюминка, от нее у меня аж кровь кипит.

— Не понимаю, о ком ты! Повторяю: эти имена мне ничего не говорят.

— Тео, ну ты и кобель! Хочешь сказать, что и с Алишей развлекался? А твоя Маус в положении, да?

Камера впрямь накренилась, или ему только кажется?

— Что… что ты сказал?

— Ты не в курсе? Ну, прости… Странно, что она тебе не сообщила! Так вот, Тео, у Маусами, у твоей Маусами, в печке поспевает булочка!

Нужно сосредоточиться! Нужно зафиксировать слова, дабы понять их значение. Увы, мозг превратился в скользкий камень, и слова с него скатывались, как дождевые капли.

— Да уж, да уж, я и сам был в полном недоумении! — продолжал голос. — Но вернемся к Лиш… Поделись опытом, как она любит? Наверное, в постели ну чисто тигрица! Я не ошибся, да, Тео?

— Не знаю! Прекрати называть меня по имени!

За дверью снова вздохнули.

— Как хочешь! — после небольшой паузы отозвался голос. — Давай попробуем новое имя, согласен? Например, Бэбкок.

Сознание сжалось, и, если бы желудок не пустовал, Тео наверняка бы стошнило.

— Ну вот, хоть какой-то прогресс! Ты же слышал о Бэбкоке, да, Тео?

Вот кто таился на обратной стороне сна! Бэбкок, один из Дюжины.

— Кто… кто он?

— Да ладно, Тео, ты же умница! Разве сам не понимаешь? — Повисла тишина: за дверью явно ждали его ответа. — Бэбкок это… это же ты!

«Я Тео Джексон. Я Тео Джексон. Я Тео Джексон, — словно молитву повторял про себя Тео. — Сын Деметрия и Пруденс Джексон, член Первой семьи. Я Тео Джексон».