Читаем Перерождение (история болезни). Книга первая. Восьмидесятые годы – 1992 год полностью

В середине февраля к нам в номер санатория нагрянули школьные друзья. Поиздевались, конечно, что обитаем в таких апартаментах… Чай, пряники, конфеты. Разговоры. Слово за слово, и у некоторых из них получается: все правильно, расслоение общества на богатых и бедных необходимо (там, у «них», все это было…), что богатые поднимут бедных, что надо терпеть нынешние трудности, что только так у нас будет что-то вроде Сингапура, что это нужно для наших детей и внуков. И пошло, и пошло. Этого я не выдержал. Сказал, что я – коммунист, что мое место с бедными и людьми труда, что ни о каком согласии с мерзавцами, пришедшими к власти, не может быть и речи. Напомнил им об Алевтине Алексеевне, о наших учителях, которые учили нас другому. Спорщики обиделись, умолкли, спросив меня, не из общества ли я «Память». Другие пытались сгладить противоречия. Согласились лишь, что люди на самом верху власти подобрались не вполне удачными… Расстались как чужие. Осталась горечь от потери друзей. Когда-то, в школьной юности, друг мой (теперь шагающий вместе с Гайдаром) говорил, что он будет готовить себя к тому, чтобы руководить людьми, и ему важно, кем он будет, а мне важно было тогда, как и сейчас, каким я буду среди людей. Жаль, но шестидесятилетних переубедить трудно. Нужно только очень не любить свой народ, чтобы, видя его муки под гайдаровским сапогом, желать ему такой же доли и впредь.

* * *

Конец февраля. Возвращались в Саратов через Рязань. На остановке повидались с братьями. У них в городе острая политическая борьба. Глава администрации города – пьяный демократ. Но уже формируется областная организация Российской коммунистической рабочей партии. И я рассказал о своих связях с Музеем Ленина. Договорились держаться вместе.

Поезд тронулся, и споры в купе продолжились. Образованные и информированные исключительно в пределах страниц «АиФ», двое молодых тупо твердили, что Сталин и Гитлер – одно и то же. Выходит, неважно даже, кто победил бы. Поразительно! Задание по развенчанию советской истории «АиФ» выполняет.

* * *

Март. В прежние годы был знаком с одной из дикторов радио. Она проникновенно говорила о людях, о тружениках (в стиле передач «От всей души»), мы любили ее передачи. Ныне она очень переменилась. Стала редактором, ее избрали в областной Совет народных депутатов, выглядит очень благополучной. Выступления ее стали более редкими, но та же проникновенность в голосе, правда, уже в связи с дражайшими общечеловеческими ценностями, особенно незабываемой дореволюционной России. Тоже дрейф. Написал ей письмо.

«Жизнь не радует, если не оказать больше. Леча только бедняков, думаю, что все, что происходит в стране, не имеет отношения к народу, причем в гораздо большей степени, чем это было раньше, и в гораздо большей степени создает условия для обнищания, угнетения и унижения людей труда. Не думаю, что депутатская среда, в которой Вы находитесь, могла бы что-либо этому противопоставить и вряд ли заслуживает серьезного внимания. Завтрашний день, в конечном счете, определит скрытая энергия самого народа.

Моя позиция проста: я – для людей труда, для бедных, коих уже миллионы, и уж конечно – не с богатенькими, ворьем. Нового для меня здесь ничего нет – я это делаю всю свою жизнь. Слава богу, никто теперь не сможет мной «руководить», манипулировать, никто меня не «приостановит», не запретит, не распустит. Коммунистическую практику в лучшем понимании этого слова никому не дано запретить. Этим и живу… К лету уволюсь из армии, останусь работать в клинике. Я Вас понимаю: система информации, как и система образования – это не орган общечеловеческих ценностей, а приказная изба антисоветской идеологии. Здесь все по Ленину: вакуума нет, либо – либо… Литературное творчество мое подавлено, не пишу – больно и некому… А как Вам это удается?» Ответа на письмо я не получил.

* * *

Март. Пишет братишка из Рязани: «Переживаем грустные времена. Дома ни грамма сахара и варенье тоже съели. Компота еще банок 6 осталось. Выручают пряники, с ними и пьем чай. Картошки еще много, до мая хватит, немного моркови и свеклы. Доедаем квашеную капусту, что стояла всю зиму в баке на лоджии. Зиму вроде перезимовали. Все деньги практически уходят на питание и уплату коммунальных услуг… Несмотря ни на что, дома по-прежнему весело, скрашивает жизнь ребятня. Ну а о том, что творится кругом, и писать не хочется – дикость. Слава богу, что бате нашему не пришлось увидеть все это. Ходим с братом Сашей в легальное «подполье». Каждый четверг – в Движении «За коммунистическое возрождение» и «Трудовая Рязань». Распространяем газеты: «Молния», «Наш выбор». «Наша Россия» и «Народная правда». Расклеиваем листовки (перед митингами). В общем – отдушина. Оба – сторонники РКРП. Надеемся, что еще не все потеряно и антинародной политике придет конец. Народ еще не сказал своего слова – еще башмаки целы…».

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

13 отставок Лужкова
13 отставок Лужкова

За 18 лет 3 месяца и 22 дня в должности московского мэра Юрий Лужков пережил двух президентов и с десяток премьер-министров, сам был кандидатом в президенты и премьеры, поучаствовал в создании двух партий. И, надо отдать ему должное, всегда имел собственное мнение, а поэтому конфликтовал со всеми политическими тяжеловесами – от Коржакова и Чубайса до Путина и Медведева. Трижды обещал уйти в отставку – и не ушел. Его грозились уволить гораздо чаще – и не смогли. Наконец президент Медведев отрешил Лужкова от должности с самой жесткой формулировкой из возможных – «в связи с утратой доверия».Почему до сентября 2010 года Лужкова никому не удавалось свергнуть? Как этот неуемный строитель, писатель, пчеловод и изобретатель столько раз выходил сухим из воды, оставив в истории Москвы целую эпоху своего имени? И что переполнило чашу кремлевского терпения, положив этой эпохе конец? Об этом книга «13 отставок Лужкова».

Александр Соловьев , Валерия Т Башкирова , Валерия Т. Башкирова

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное