Перерождение (история болезни). Книга пятая. 2005 г.

Грустно. Тяжело видеть бедность, видеть, как людей душит безвременье. Хочется плакать, а расплакаться не могу. Слезы в душе.

* * *

В трамваях частенько выступают «артисты» – цыганята: мальчики с гармошкой и девочки – певицы. Голоса пронзительные, музыка рваная, за душу берет. К тому же – дети. Пассажирам жалко. Конечно, это цыганский бизнес, бизнес на детях, но ведь они по-своему стараются. Рубли и копейки кладут в ладошки. Заработок! За неимением бескорыстных радостей, хотя бы такие.

* * *

Чем реже видишь дорогого тебе человека, тем чаще думаешь о нем.

* * *

Наверное, мои грустные заметки могут надоесть читателю, но они отражают лицо времени. Такое уж нерадостное лицо. Правда, если грусти и тоски слишком много, может и надоесть.

* * *

Из стихов моего брата А.М.Кириллова:

Ребенка на руки возьми,
Уткнись лицом в животик мягкий —
Тебе тотчас былые дни
Лучом сверкнут забытым, ярким.
Они пропахли молоком,
Живым теплом груди согреты
И нежной песнею любви,
Чуть слышно матерью пропетой.
Мы далеко ушли в пути
От материнской колыбели.
Назад дороги не найти,
Так далеко мы улетели.
Но память добрая хранит,
Все, что осталось за холмами,
И материнское тепло,
И тех, кого мы потеряли.

* * *

Звонок из Ленинграда от однокурсника. Учились 6 лет в одной группе в ВМА им. С.М.Кирова. Наш выпуск состоялся в 1956 г. Он прочел мою книгу «Учитель и его время», взволнован нахлынувшими воспоминаниями. Говорит, что сейчас Академия совершенно не напоминает прежнюю: все измельчало, крупных ученых нет, известных школ тоже. Даже заходить туда не хочется. Академия обветшала, ни одного стоящего здания, все лежит.

Единство взглядов спустя 50 лет (и спустя 30 лет, как мы не виделись)! Что значат – один «посев», один «сорт семян», одни условия «выращивания».

* * *

Письмо другу.

«Получив Ваше последнее письмо, я как бы глубоко вдохнул романтического воздуха и какое-то время вследствие этого парил под потолком, разглядывая с восторгом, сквозь розовые очки свои грустные будни, оставшиеся внизу.

Спускаться было особенно больно, когда я услышал, как маленькие умом и душой, зарвавшиеся от власти и богатства, люди вновь, уже с пеной у рта, потребовали выноса тела Ленина из Мавзолея, ликвидации пантеона на Красной площади, где захоронено более 400 рабочих, крестьян и солдат – героев гражданской войны, пролетариев и их лидеров. Видимо, их возбудило возвращение останков белогвардейцев.

Это не ново. Просто власть, разбухшая от нефтедолларов, решила, что ей подчинена даже история, принадлежащая миллионам, тем более, что история эта означает их неизбежный конец.

Но вынести тело Ленина они могут (скорее всего, тайком). Нерон же сжег Рим.

А так хотелось бы парить под потолком… Формировать выставки, воспитывающие профессиональную память у молодежи, верить в «защитников народа», якобы предлагающих огромные деньги для строительства врачебных офисов, куда толпами пойдут одичавшие сельчане, радоваться большим и маленьким юбилеям… То есть жить тем, чем мы жили 15–20 лет тому назад.

Мне плохо, дорогой друг, рядом с такими, как Аяцков и Титов, с нынешними ректорами элитарных вузов, с президентом, содержание беседы которого с бесланскими матерями просто скрыли от людей, от того, что они сказали ему «Уходите!» Мне плохо видеть, как 4 октября в этом году, в день памяти расстрелянных в Белом доме, солдаты с автоматами наперевес и с собаками в намордниках конвоировали поминальную колонну москвичей, шедших к месту гибели героев. Конвоиров было больше, чем людей в колонне. Вы помните, так водили наших военнопленных фашисты в годы войны и так в 1944 г. по ул. Горького пленных фашистов водили мы.

Чувствуете, как они звереют? Со Знамени Победы, окропленного кровью советских солдат, собираются (по их закону) изъять изображение Серпа и Молота, сажают в тюрьмы молодых революционеров, поджигают обкомы коммунистической партии, лезут к Мавзолею. Это всполохи текущей гражданской войны.

Я уже и прежде писал, что не могу «парить под потолком» на романтическом облаке. И меня сама эта способность в наше время поражает. Что же такое со страной?! Это меня беспокоит».

Ноябрь

Своеобразное сопоставление, а может быть, просто каламбур: «Майдан и Майданек» (А. Вольский в «Моменте истины».) Майданек – это гитлеровский концлагерь.

* * *