Перерождение (СИ)

Трейлер проехал через ворота охраны и въехал в лесополосу. Это была внешняя зона или внешний буфер. Он был старательно засажен деревьями, чтобы стать естественным продолжением Дарьиного леса, находящегося в шести километрах отсюда. Природная красота, по задумкам создателей резервации, должна была не только создать образ заботы о жителях, зараженных «белой язвой», но и надежно преградить путь искателям правды. С правой стороны деревья были особенно высокими и плотной черной стеной тянулись к небу. Это была красная зона. Для наблюдений издалека она представлялась наиболее неудобной. Из-за густой растительности невозможно было разглядеть что-то стоящее. Взору представал лишь густой неприступный лес, горделиво охраняющий свой покой. Слева располагалась так называемая зеленая зона. Обширная площадь с более редкой посадкой деревьев и другой растительности. В ней было много средних и низких по высоте деревьев. Они были неказистыми и уродливыми, нечета высоким гордым тополям, напротив. Лет пять назад на Деревню обрушился сильный ураган. Он прошелся по предлесью губительной силой, оставив свое клеймо. Дорога шла ровным серпантином, почти идеальная без поворотов. В зеленой зоне было много построенных поселений. Все они были муляжами. Ширмой реальной жизни зараженных. Самые близкие из домов находились в полусотне метрах от дороги. За голой чернотой деревьев хорошо было видно крыши и дым, выходящий из труб. Желтый свет в домах насмешкой светил и днем и ночью. В окнах даже можно было разглядеть прохаживающие тени. Безлюдные лжецы жизни. Таких поселений в зеленой зоне было семь. Еще одно находилось в красной зоне. Несмотря на свой призрачный статус, среди картонных домов были и настоящие. Их населяли люди из крови и плоти. Это были сотрудники резервации. В основном это были охранники. Но были и санитары и даже медсестры, пожелавшие поселится в лесу, подальше от холодной лаборатории. Дома были вполне комфорты и имели по две три комнаты. Однако работники не считали их элитным жильем, несмотря на то, что они были куда комфортнее, чем коммунарки в лаборатории. В большинстве своем в камуфляжных деревнях проживали люди Мамонтова. Одну половину он нанимал из вышедших в отставку солдат, другую формировал из наемников разного рода. Общей чертой у них была страсть к безделью и картам. Работы в резервации было не много, и она была не очень сложной.

Автопоезд подъезжал к внешнему периметру карантинной зоны. К единственным воротам в двадцатиметровой по высоте стене, тянувшейся на несколько десятков километров. Это было ничем не примечательное серого цвета ограждение. Стандартное сооружение, предупреждающее о том, что за ней находится территория принадлежащая Министерству науки. Это значит, что на ней действует особый режим, позволяющий применить любую силу к нарушителю. Министерство надежно хранило свои тайны. Стена-ограждение была сделана из композитной стали с деревянными вставками, на которых был нанесен герб министерства: двуглавый серебряный орел, держащий две пальмовые ветви в когтях; в его центре располагался свиток семи постулатов. Когда-то давно на свитке был изображен Георгий-победоносец, разящий Змия. Но в эпоху больших реформ министерства было решено нанести на свиток семь постулатов, которых должно придерживаться министерство в своей деятельности. Один из них гласит: истинна – наука, наука – истина.

Двери ворот отварились. Они были автоматизированы. Рядом не было ни наблюдательных вышек, ни каких либо свидетельств особой охраны объекта. Через два километра трейлер выехал на скоростное шоссе, ведущее в город. Сидящий в своем кресле Мамонтов вскоре погрузился в сон. Он любил скоростные магистрали – они были идеальными… для мирных сновидений. Трейлер мчался к намеченной цели – Ладожский космодром. Он находился в ста двадцати километрах от резервации на искусственных островах Ладожского озера в административных границах города Шлиссельбург, который являлся частью третьего агломиративного округа Петрополиса. Кроберг называла его «зловонным муравейником» и редко бывала в нем. В ней была сильна любовь к историческому Санкт-Петербургу, который почти был утерян; который она видела лишь по старым фотографиям. Панорама города, как и тихие спальные районы, ей  напоминали о разрушенном доме. Елена часто просматривала кадры хроники. В своей квартире, в одном из элитарных районов Петрополиса, у нее была большая коллекция объемных проекций городских улиц. Когда ей хотелось побыть одной, запереться в себе – она включала проекторы и отправлялась бродить по историческим улицам любимого города. Солнце тогда было другим, иным был запах улиц. Елена закрывала глаза и вдыхала аромат давно ушедшей эпохи. Она не жила в то время, но очень ярко представляла как должен был пахнуть тогда воздух. Именно поэтому она не любила бывать в Петрополисе. Даже ее уютная квартира в богатом районе не манила к себе. Чем меньше она видела кишащий муравейник, тем лучше было ее настроение.