Оперируя поврежденные органы, хирурги заметили обширное поражение «белой язвой». Бело-кровянные жилы, словно нити, пронизывали все его ткани и входили даже в костную структуру. Кроберг тогда сделала предположение, что они не могут соединить кости по причине их мутации. Взяв на анализ костную ткань, врачи быстро пришли к выводу, что она совершенно им непонятна. Каким-то образом сломанные конечности стали невосприимчивы к сращиванию. Кровяные сосуды, нервные окончания выглядят так словно это чужие руки. Хирурги не знали, как сшивать их и чем дольше они медлили, тем сильнее становилось различие конечностей. Кроберг приняла решение сшивать руки и ноги как есть. Притягивать нервные окончания, сращивать сосуды как получится. По предположению Кроберг организм мальчика подобен организму ящерицы, которая сама обрубает себе хвост и его уже не присоединить.
Почти одновременно запищали несколько приборов. Аппаратура зафиксировала отмирание органов. У мальчика отказывали почки и поврежденная печень. Иммунная система была на нуле. Крови не хватало для переноса кислорода: организм задыхался и умирал от жажды. Одновременно с этим приборы фиксировали странную активность мозга. Сделать томографию сейчас не представлялось возможным, что невероятно бесило Кроберг. Санитары по ее приказу фиксировали любые изменения, записывали на карты памяти. После шести часов операции врачи вдруг заметили, что белых роговых выступлений на коже стало в несколько раз больше. Тело ребенка заметно побелело. Анализы крови показывали резкое возрастание АТ-цитов и увеличение текучести крови. Объем легких уменьшился в полтора раза, часть их отмирало на глазах врачей. На десятый час Кроберг решила сделать перерыв. Она чувствовала чей-то сверлящий взгляд. Подняв глаза, Елена увидела, что сверху за ее действиями следит Данилевский и другие. Они были в защитных костюмах. Кроберг отвела взгляд. Ассистенты зашивали мальчика. Кроберг с коллегами стояла в метре от операционного стола. Они рассуждали о том, что можно предпринять для его спасения. Кто-то говорил о том, что через десять часов он все равно умрет, так как органы у него отказывают один за другим. Другие желали посмотреть насколько живучий организм у ребенка. Пока все были погружены в обсуждения, успели поспеть более полные анализы. Выяснилось, что в тканях объекта три содержится огромное количество клеток чистой монии. Судя по составу и способу их организации, они присутствуют в нем с рождения. После того как об этом объявили ученые начали спорить, что чистая мония не вызывает эпидемии попав в воздух. Данилевский предположил, что у каждого из детей свой тип монии. По имеющимся сейчас данным, монии детей имеют ряд схожих параметров, но некоторые отличия. В частности у девочки монии имею более разветвленную сеть распространения. Они как корневая система сплетаются в мелкие нити по всему телу. Похожая ситуация у объекта два. Его отличием было локализация нитей. У объекта три вообще не было нитей лишь огромное количество чистых моний.
Кроберг посмотрела наверх и спросила: «Как ваши?». Данилевский с довольным видом ответил, что девочка и мальчик успешно прооперированны. Кровопотери у них были не большими. Органы почти не повреждены. «Идеальные перспективные пациенты», - закончил Данилевский. Кроберг поняла к чему клонит ее шеф. Объект три подтверждал свой уровень на выживаемость. Но Елена настаивала на том, что его нужно спасти. Она указывала на его живучесть, на странную костную структуру, на строение клеток и непонятную возможность жить с одним литром крови. Но Данилевский был неумолим. Он признавал необычность мальчика, впрочем, как и двух других детей. Но одновременно с необычностью никто не знает, как спасти ему жизнь. Монии слишком мало изучены и то, что они видят на операционном столе никому непонятно. «То, что непонятно нужно исследовать мертвым», - закончил Данилевский и направился к выходу. Костюм начинал душить его, что делало его раздражительным.