- Может никакого, - Ниров развел руками, - а может они обзавелись кораблем и решили украсть твою игрушку, - управляющий задрал голову к верху. Он устало вздохнул. Он безразлично посмотрел на Кроберг, словно осуждая себя за сказанные слова. Ниров сильно сутулился, будто бы сверху на него что-то давило. – Этого разговора не было, - он подошел к двери, схватился за ручку, но не спешил нажимать на кнопку открытия, желая остаться здесь. – Я просто хотел понять врешь ты мне или…
- Сообщите мне, когда привезут Каро.
- Ты сама сначала встань на ноги, - Ниров бросил последний вдыхающий взгляд и открыл дверь. – Черт знает что.
Кроберг осталась одна. В голове все еще сильно штормило. Любое резкое движение вызывало приступ светобоязни и тошноту. Она сильно ударила рукой по кровати. Ее раздражало такое состояние. Елена вспомнила о Каро; в памяти сидели слова Нирова о том, что отсек нашли. Она решила, что к тому времени как его доставят обратно на станцию ей нужно непременно встать. Елена закрыла глаза. В голову лезли без очереди мысли о случившемся, о том, что в отсеке были плохие условия для выживания, полу откровенный разговор с Нировым. В этот раз он показался ей раненым. У него не было травм, но ему было тяжко находиться здесь и сейчас. Кроберг виделась с управляющим максимум два раза в год и никогда она не вдавалась в подробности его жизни. Как и все вокруг – он был ей не интересен. Так она думала и о себе в его глазах. Закрытый, напичканный идеями о существовании жизни в космосе. Увлеченная натура, как и подобает гениальному ученому. Но все же его исполнительность и приспособленчество сыграло с ним злую шутку. Будучи гениальным ученым, он еще был и военным. Входил в плеяду самых амбициозных военных разработчиков биологического усовершенствования солдат. На каком-то жизненном перекрестке с ним случилось то, что случается со всеми выдающимися представителями человеческой расы. Выбор. Приходится делать выбор пути, по которому ты поведешь свое развитие. Этим перекрестком судеб стало применение холерианы в марсианской колонии Эдемия. В ту пору он возглавлял группу военных ученых в большом поселении на красной планете.
Череда биологических открытий привела к катастрофическим последствиям, когда ими заинтересовались биотерористы. В результате теракта были заражены десятки людей. Дабы спасти колонию от вымирания Ниров санкционировал применение холерианы. После наведения порядка в Эдемии, он ждал что его уберут, понизят или отправят куда-нибудь еще. Но прошел целый год и прошение о переводе он написал сам. Однако командование решило иначе. Ниров идеально подходил на роль козла отпущения, привязанного к одному пастбищу. Безупречный исполнитель как ни крути, который не погнушался применить самый непопулярный из вариантов для выживания. Ниров ждал. Находиться в колонии, где каждый знал, чего им стоило выживание, было невыносимо. Ощущение того что на тебя смотрят тысячи глаз и ни одного, в котором бы читалась благодарность за жизнь. Слишком много жертв и не все они были обречены. Но Ниров был из тех, кто всегда твердо стоит на ногах и не бежит от последствий. И все это время он держал глухую оборону. С ним общались только потому, что нужно общаться с начальником. Но чем дольше он оставался во главе колонии, тем большим штатом заместителей себя окружал. Ему не хотелось видеть людей и слышать их мысли. Находясь в авангарде колонизации Марса, будучи главой самой развитой колонии, Ниров умудрился уйти в тень – стать затворником. Управлять из тесного мрачного угла мыслей было проще. Никто не видел, как его съедает отвращение к самому себе. Как развивается в нем страх к беспорядкам и болезням. Но конец его заключения на Эдемии все же наступил. На шестом году после трагедии его перевели на главную космическую станцию Министерства науки. Где его затворничество и патологический контроль над всем происходящим подходили как нельзя кстати.