Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY

Рада спускается на кухню и тут же понимает, что за действенное оружие имел в виду Гера. Вот только этого гоблина в

человеческом образе — Петровны — ей сейчас не доставало. Только не это! Лучшего наказания лично для нее придумать

невозможно. Домработницу Геры она и без того не особо жаловала, а уж сегодня вовсе хотелось, чтобы бабка эта

сумасшедшая сквозь землю провалилась.

А здесь на первом этаже хорошо. Прохладно. Свежо пахнет. Наверное, окна открывали, проветривали. Хотя у Геры в

квартире первоклассная сплит-система, он все равно окна открывал. Холодил помещение.

Рада садится за стол. Артём ставит перед ней тарелку с куриным бульоном. Он прозрачный, ароматный. Пахнет черным

перцем и лавровым листом.

Она пробует первую ложку горячей жидкости. Желудок бунтует, грозит извергнуть все обратно. Дружинина кривится и

задерживает дыхание, переживая первый спазм.

— Ну что, пойдем блеванем? — спрашивает Гергердт, усмехаясь.

После этих слов у Рады перед глазами всплывает сцена в ванной, потом в туалете.

— Какой позор, — шепчет она и прикрывает глаза ладонью.

— Позор, это то, что ты вчера нажралась как сука вместе со своей Кузькой. Вот это позор. А все, что позже, уже не позор.

Это реанимация. Только попробуй еще раз что-нибудь такое вытворить, я не знаю, что тогда с тобой сделаю…

— Касатик, так, может, водочки ей налить, быстрее отойдет? — вмешивается Петровна.

И кто ее вообще спрашивает?

Да, самое поганое, что разговор происходит при ней, и Гера не стесняется в выражениях. Хотя мог и крепче выразиться, это

он еще деликатничает.

— Петровна, исчезни с глаз моих, чтобы я тебя не видела. Пропади где-нибудь, — резко говорит Рада. — И вообще, когда я

здесь, не появляйся в пределах видимости.

— О, ожила, — довольно улыбается старуха и следует приказу Дружининой: исчезает из пределов ее видимости.

Рада добавляет в бульон сухарики из черного хлеба. Это первая ложка в нее прокатилась кое-как, а вторая уже хорошо идет.

Даже вкус чувствуется.

И все бы ничего, но Рада замечает взгляд Артёма, и ей становится плохо. Хотя думала, что хуже быть не может. Может. Ей

плохо от его взгляда, от осуждения в нем. Не хочет она видеть в его глазах осуждение. Убийственно это.

Гера молчит, он больше ничего не говорит, но его темные глаза говорят все, что он думает. Все его мысли на лице. Все

недовольство. Упрек. И порицание.

Рада роняет ложку в тарелку и сбегает из-за стола. Скрывается на втором этаже. Гера поднимается следом, застает ее в

джинсах и теплой кофте.

— Я домой, — сообщает ему, не дожидаясь вопроса.

— Иди поешь, я тебя отвезу. И без комментариев, — прерывает на полуслове, не дает перечить. — Поешь, я тебя отвезу

домой.

— Откуда такое смирение, — не может удержаться, чтобы не съязвить.

— Мне все равно целый день некогда. Можешь и у себя поваляться. Только без глупостей. Я приеду вечером. Дверь открой.

И трубку бери, когда я звоню, не заставляй меня нервничать, — тихо говорит он. Но в его тоне есть такие нотки, от которых

внутри что-то холодеет.

— Вообще-то, ты мне пообещал, поклялся, что оставишь меня в покое.

— Я помню, — бросает он.

Рада замолкает. Больше ничего не говорит, не задает вопросов. И позже всю дорогу сидит подавленно, уставившись в окно

и считая бегущие по стеклу капли.

Дома заваливается на кровать как есть, не раздеваясь, — в теплой кофте Геры поверх своей и в джинсах. Лежит тихо, не

двигаясь. А в груди жжет, и давят слезы. Но Рада молчит, уже не плачет. Незачем.

Это стало последней каплей. Не то, что, как выяснилось, она где-то забыла вчера пальто, а то, что настолько потеряла

контроль над ситуацией и над собой. Хотя именно этого же добивалась — потерять контроль и уйти от реальности.

Задолбала эта реальность.

Звонит подруге, сразу получает ответ на не заданные вопросы: что пальто и сумочка у Наташки, но сегодня та не в состоянии

приехать к Раде и привезти ее вещи. Сегодня она в алкогольной коме.

Дружинина вздыхает. Наталке хорошо, она завтра выздоровеет, а Радка никогда. Ее «похмелье» не кончится. Оно у нее

хроническое.

И снова преследует навязчивая мысль: только бы Гергердт больше не пришел, только бы его больше не видеть. Не пришел

бы больше…

Не приходи. Не приходи…

Но Гергердт заявляется около девяти вечера. Снова как-то обходит домофон, звонит в дверь. Ничего ему не помеха,

никакие препятствия.

Рада с трудом приподнимается, так занемели суставы. Целый день лежала в одном положении, не шевелилась почти, только

кофту с себя скинула, когда жарко стало.

Она спускает ноги с кровати, но, как только встает, слабость накатывает волной, колени подгибаются. Кроме тарелки

бульона с сухариками, так ничего и не ела.

— Вещи собрала? — с порога набрасывается Гера и решительно проходит в квартиру.

— Какие?

— Свои. Не мои же. Или ты думаешь, трех пары джинсов, которые у меня в шкафу валяются, тебе хватит?

— Ты сказал, что исчезнешь из моей жизни, что оставишь меня в покое.