Самодовольная ухмылка не сходит с лица Артёма, только глаза странно блестят.
— У мамки была герань. А все мои новомодные пальмы сдохли. Вот только герань и растет.
Рада стразу прекращает подтрунивать над ним. Не может она шутить такими вещами. Сейчас Гергердт абсолютно в жалости
не нуждается, он уже не тот мальчик Гера. В жалости — нет, а вот в чувствах человеческих, приятных — нуждается он. Как
любой человек.
— Манку люблю, — вдруг говорит Гера, когда Рада так и не находит нужных слов, чтобы прервать молчание.
— Чего?
— Ты все время спрашивала, что я люблю. Манную кашу я люблю, сырники, запеканки твои люблю, да, с изюмом особенно.
Какао люблю. Настоящий, не покупную дрянь, а домашний. Люблю клюквенный морс. И ненавижу абрикосы.
— Зачем ты их тогда ел? Никогда так не делай! Я же буду думать, что тебе понравилось, буду снова готовить что-то
подобное. Как дурочка, блин… С абрикосами... Никогда не ври мне, Гера! — горячо говорит она. — Черт, я не умею варить
манную кашу.
— Вот завтра будешь учиться. Хочу на завтрак манную кашу. Тебе с утра задание: сварить манную кашу. И чтобы без
комочков. Иначе есть не буду.
— Ладно, — улыбается она.
Не переел Гера в детстве манной каши, не закормили его.
А Гергердт все сморит на нее из-под черных ресниц черными глазами. Странно смотрит, обволакивающе. Как будто нежно.
— Что? — шепчет Рада, почему-то заливаясь румянцем. В жар ее бросает.
— И волосы не стриги больше. Не стриги. Что тебе жалко, что ли?
Дружинина пожимает плечами. На лице сомнения.
Ухмыляется Гера, немного отодвигается от стола, расслабляет плечи.
— А то говорят: доверие, понимание… конгресс, немцы какие-то... Сейчас пожрем с тобой селедки и спать пойдем – вот вам
и доверие-понимание. Да, Белочка?
Рада взрывается хохотом. Кошка, дремавшая около ее руки застывшей статуей, распахивает зеленые глаза от ее громкого
смеха. Зевает, показывая розовый язычок.
— Да. Точно. Душевно все у нас. Селедка — это вам не лобстеры с устрицами.
— Чтобы есть лобстеры с устрицами, душа не нужна. Нужны деньги. Много денег. За деньги можно все купить. Все.
Рада не спорит с ним. Раньше бы спорила, много слов ему сказала правильных и умных, а сейчас в этом нет смысла.
Верно Гера говорит: слова – это всегда только слова.
***
Первое утро отведенных пяти месяцев начинается с манной каши. Вернее, с неудавшейся манной каши.
Все, что угодно Рада могла приготовить, кроме нее. Она вообще ее никогда не варила. А Гера пристал со своей манкой —
вот свари ему и все тут. Можно, конечно, поступить по-идиотски: перемолоть все блендером, — но это халтура. И не
известно, что получится в итоге. Потому решено было обойтись творожной запеканкой. С изюмом, конечно.
Пока запеканка еще не готова, Рада идет разобрать чемоданы с вещами, которые закинула в гардеробную.
— Будет тебе запеканка сегодня с абрикосами, — ворчит, проходя мимо спальни.
Гера смеется.
— Я так и думал, что с манной кашей ты не справишься. Голодать теперь буду, похудею.
— Что в ней полезного, в твоей манке? Одни углеводы! — кричит она, скрываясь за стенкой в гардеробной.
— Полезная. Все малые едят и нормально растут. — Идет за Радой. Садится на банкетку, вытирает полотенцем мокрую
голову. Он только из душа.
Воздух насыщается резковатым и дурманяще приятным запахом мужской косметики, и Рада начинает дышать глубже.
Незаметно для себя, старается втянуть побольше воздуха в легкие. Того, что на ее губах начинает играть непроизвольная
улыбка, она тоже не замечает.
Гера наблюдает за ней: как она развешивает и раскладывает одежду. Но у нее не одежда, а спецодежда! А что ей нравится
по-настоящему, самой?
— Какой твой любимый цвет?
Рада бросает на него удивленный взгляд.
— Не знаю даже. Все любимые.
— Так не бывает. Тогда скорее — все нелюбимые.
— А тебе какой цвет нравится?
— Красный.
— У тебя в гардеробе нет ничего красного. — Она занята блузками. Сейчас аккуратно размещает белую на плечиках,
застегивает верхнюю пуговицу и вешает в шкаф.
— А мне не обязательно иметь в гардеробе вещи красного цвета. Он мне просто нравится.
— Ага, как лифчик мой, например.
— Да. Сегодня пойдем по магазинам.
— Зачем?
— Деньги будем тратить, развлекаться. Позавтракаем и пойдем.
— А тебе на работу не надо?
Гергердт усмехается:
— Я уже работаю.
— А-а-а, — протягивает Рада, продолжая заниматься своим делом.
— В субботу у одного очень уважаемого мной человека день рождения. Пойдешь со мной, — заявляет безапелляционно.
— У кого?
Артём отмечает, что Рада не отказывается сразу, а в первую очередь интересуется, кто именинник.
— У Дениса Алексеевича Шаурина.
— Ох... — выдыхает она, присаживается на корточки около чемодана и опускает руки на колени.
— Знакомая фамилия?
— Конечно. Кому ж она не знакомая… Я же аудитор, экономист. Имею хорошее представление об экономических нишах
нашего региона.
— Ваша конторка с ним работала?
— Нет, что ты. Не наш уровень, на него работают другие люди. Там и Крапивин будет?
— Оба.
Рада автоматически переключается на мысль, что же ей надеть с субботу.
— Боишься?