Пересадочная станция

И кто вправе осудить их, спросил он себя, или мешать им? Если эти небольшие акции протеста помогают им самоутвердиться в их полной унижений жизни, если этим путем они отстаивают какую-то долю своего человеческого достоинства, тогда их поступки — вполне нормальное человеческое поведение, за которое их нельзя винить.

Он всматривался в лица, которые мог разглядеть в расплывчатом свете луны и фар, и видел, что идет борьба между вспыльчивостью и нерешительностью. Из машины по-прежнему доносились стоны водителя, бьющегося в истерике.

— «Фишхук»? (Башни зданий на холме, квадратные километры зданий, массивные, величественные, вдохновляющие…)

— Верно, — подтвердил Блэйн.

От группы отделилась девушка, подошла к Блэйну и протянула ему ладонь.

— Друг, — сказала она, — мы не ждали встретить здесь друга. Нам всем очень жаль, что мы причинили тебе неприятности.

Блэйн взял ее руку и ощутил пожатие сильных молодых пальцев.

— На дорогах редко кого встретишь ночью, — сказал один из ребят.

— Мы просто веселились, — сказал другой, — в жизни так мало веселого.

— Мало, — согласился Блэйн. — Я сам знаю, как мало.

— Мы — ряженые, ведь скоро канун Дня всех святых, — добавил еще один.

— Ряженые? День всех святых? А, ну тогда все понял. (Рука, стучащая в закрытые ставни, повешенная на дерево калитка, перевернутая вверх ногами табличка с заклинанием.)

— Им это полезно. Сами напрашиваются.

— Пусть так, — сказал Блэйн, — но ведь это опасно.

— Не очень. Они слишком боятся.

— Но этим положению не поможешь.

— Мистер, положению ничем не поможешь.

— А «Фишхук»? — спросила стоящая перед Блэйном девушка.

Блэйн внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, как она красива: голубые глаза, золотистые волосы и фигура, которая в древние времена сделала бы ее победительницей всех конкурсов красоты, — идол, благополучно позабытый человечеством, увлекшимся парапсихологией.

— Не знаю, — сказал Блэйн. — Прости, но я не знаю.

— Что-то случилось? Тебе грозит опасность?

— Пока нет.

— Тебе нужна помощь?

— Ни к чему, — как можно беззаботнее произнес Блэйн.

— Мы можем полететь с тобой, куда скажешь.

— Я не умею летать.

— И не надо. Мы сами. (Он в воздухе, поддерживаемый за руки двумя левитаторами.)

Блэйн передернул плечами:

— Нет уж, благодарю, лучше не надо.

Кто-то открыл дверцу машины, кто-то вышвырнул Райли на землю.

Рыдая, водитель пополз на четвереньках.

— Оставьте его! — закричал Блэйн.

Девушка обернулась. Мысли ее прозвучали резко и властно:

— Отойдите! Не трогайте его! Чтоб никто пальцем его не тронул!

— Но, Анита…

— Даже пальцем! — повторила она.

— Это же подонок. Стреляет серебряной картечью.

— Нет!

Они отошли.

— Нам пора, — сказала Анита Блэйну. — Думаешь, все будет нормально?

— С этим?

Она кивнула.

— Ничего, с ним я справлюсь, — успокоил ее Блэйн.

— Меня зовут Анита Эндрюс. Я живу в Гамильтоне, мой телефон — 216. Запиши в память.

— Записано, — Блэйн показал ей слова и цифры.

— Если понадобится помощь…

— Я позвоню…

— Обещаешь?

— Клянусь! (Крест на бьющемся сердце.)

Неожиданно прыгнув, Райли схватил ружье и теперь, пошатываясь, стоял и шарил в кармане в поисках патрона.

Блэйн бросился ему в ноги, ударив его плечом со всего размаха чуть выше колен; одной рукой он обхватил Райли за пояс, другой попытался поймать ствол ружья, но промахнулся.

Падая, он крикнул:

— Быстрей! Быстрей все убирайтесь!

Затрещала одежда; Блэйн почувствовал, как шершавый асфальт обдирает ему кожу, но Райли не выпустил, увлекая его за собой.