– Дело в том, что и те воспоминания и то, что происходит сейчас – это и есть твоя настоящая жизнь. Тебе просто нужно принять эти воспоминания. Ты должна пережить это. Переболеть этим. Этим воспоминаниям необходимо пройти через тебя, и в конечном итоге они перестанут терзать тебя. Так должно было произойти с самого начала. Но ты не смогла принять действительность, и твой мозг абстрагировался от объективной реальности, исключив некоторых действующих лиц из твоей жизни.
– Ты психолог? – спросила Ева глядя ему прямо в глаза.
– Вроде того, – ответил парень. – К этому мы еще вернемся. Расскажи, что было после той аварии? Ты помнишь что-нибудь?
– Отрывками. Я помню подготовку к похоронам. Но сами похороны не могу вспомнить. Я помню разговор с матерью. Хотя я даже не знаю, как она выглядит. Это было спустя пару недель после смерти отца. Она сказала, что хочет выйти замуж, – Ева посмотрела на Алана, ища поддержки, но тот казался холоднее асфальта ноябрьским утром. – Я убежала из дома. Я долго бродила по улицам. Просто шла куда-то. Вокруг ездили машины, ходили люди, собаки. Мне было плохо. Я больше не хотела даже видеть мать. Потом я вернулась домой, а там была какая-то женщина. У нас дома, на кухне, сидела какая-то женщина. Невольно я закричала. У меня случилась истерика. Я никак не могла остановиться. И тогда она ушла. В доме было полно чужих вещей, которые я собрала в коробку и выкинула. В тот же день появился Анолаккард. Хотя тогда мне казалось, что он был там всегда.
– А сейчас? Ты понимаешь, что это просто твоя фантазия? Анолаккард – это проекция твоего отца. Воспоминания о нем, как и о твоей матери, твой мозг заблокировал где-то далеко в структурах бессознательного. Но ты не могла жить без отца. Ты его слишком любила, чтобы просто забыть. Вот твой мозг и воссоздал его в облике бледного мужчины в черном костюме. Именно в таком виде ты его и видела в последние часы перед аварией.
– Кажется, я понимаю, – ответила Ева, хотя ее лицо выражало полнейшую растерянность.
– Можно я загляну в комнату твоих родителей? То есть в ту, где жил Анолаккард.
– Да, конечно, – ответила Ева, рассеяно глядя сквозь парня.
Алан удалился и вернулся через пару минут. В руках он держал большую коробку.
– Вот коробка, в которую ты собрала «чужие вещи». Это та коробка, которую ты якобы выкинула.
Ева открыла рот, чтобы запротестовать, но Алан ее тут же перебил:
– Я не пытаюсь тебя обвинить во вранье. Я знаю, ты внушила себе, что избавилась от этих вещей. Но на самом деле ты их просто убрала в шкаф и больше туда никогда не заглядывала.
Ева уже ничему не удивлялась, а просто молча слушала, пытаясь хоть как-то все это осознать. Парень поставил коробку и достал оттуда большую рамку с фотографией:
– Вот, посмотри.
Ева взяла рамку и вздрогнула от удивления. В центре фото стояла сама Ева, только на несколько лет моложе, в черном пышном платье. Слева она увидела мужчину с выбеленным лицом в черном потрепанном костюме. А справа стояла стройная женщина лет 38 в прямом зеленом платье. Ева всмотрелась в ее загорелое подтянутое лицо. Эти каштановые волосы до плеч, голубые глаза за прямоугольными линзами очков, родинка над губой – все это было ей до боли знакомо.
– Тут я, папа и та женщина, что была в моей квартире, когда я вернулась после долгой прогулки. Это ведь не просто так? Скажи мне, это она? Это моя мать? – сказала Ева, и глаза ее как будто прояснились.
– Да, Ева, это она. Это твоя мать – Виктория Кадорк. Ты на нее тогда очень разозлилась. Больше себя в смерти отца ты винила только мать. Поэтому твой мозг полностью исключил ее из воспоминаний.
– Я… я уже поняла. Это из-за нее мы тогда уехали. А потом она заявила, что хочет выйти замуж за другого. Ведь прошло всего несколько недель, а может даже дней! Она никогда не была счастлива с отцом. Почему они не разошлись раньше? Это все я…
Ева замолчала, она устала плакать, устала злиться, она даже больше не могла обижаться на мать, да и себя винить она тоже устала. Она устала прятать воспоминания где-то внутри себя. А еще больше она устала все это вспоминать. Теперь она мечтало только об одном: выяснить все и закрыть этот вопрос раз и навсегда.
– Это все уже не важно, – сказала Ева с наигранной легкостью. Но откуда ты узнал, что коробка в шкафу?