Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов

Он с силой ударил кулаками по мокрым бедрам, глубоко вздохнул, и средь грохота, колокольного звона и шепота — запел.

Двое юркнули обратно в лифты. В дверях появилось еще с полдюжины людей. Полминуты спустя каждый лифт привез еще дюжину. Я сообразил, что по зданию разносится весть о том; что в холле поет Певец.

Холл заполнялся людьми. Огонь бесчинствовал, пожарные топтались вокруг, а Ястреб, широко расставив ноги на голубом ковре у полыхающего бассейна, пел — и пел он о баре неподалеку от Таймс-сквер, где полно воров и морфинистов, драчунов, пьяниц и женщин, слишком старых для торговли тем, что они все равно выставляют на продажу, да и клиенты их — сплошь чумазые бродяги, и где прошедшим вечером завязалась потасовка, в которой до полусмерти избили одного старика.

Арти потянул меня за рукав.

— Что?

— Идем, — прошипел он.

Дверь лифта закрылась за нами.

Мы медленно продвигались сквозь замершую в экстазе толпу, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть и послушать вместе со всеми. Но в такой передряге оценить по достоинству искусство Ястреба я не мог. Большую часть нашего долгого пути меня занимала мысль о том, какого рода службой безопасности обеспечен Арти.

Остановившись позади закутавшейся в купальный халат парочки влюбленных, которые, прищурив глаза смотрели в самое пекло, я пришел к выводу, что все проще простого. Арти всего лишь хотел незаметно выбраться отсюда, а с помощью Ястреба ему представился удобный случай затереться в толпе.

Чтобы добраться до выхода, нам предстояло миновать плотный кордон полицейских Регулярной службы, по-моему, не имевших никакого отношения к творящемуся в саду на крыше; они просто сбежались на пожар и остались послушать Песню. Когда Арти, рассыпавшись в извинениях, похлопал одного из них по плечу и попросил посторониться, полицейский посмотрел на него, оглянулся, а потом смерил его повторным мак-сеннетовским взглядом. Однако другой полицейский, увидев этот обмен любезностями, двинул первого локтем и укоризненно покачал головой. После чего оба отвернулись и благоговейно воззрились на Певца. Пока утихала буря в моей груди, я пришел к выводу, что работающая на того Ястреба система агентов и контрагентов, строящих козни и шныряющих по горящему холлу, должна быть столь запутанной и хитроумной, что попытка в ней разобраться обрекала на полнейшую паранойю.

Арти распахнул последнюю дверь.

Сделав последний глоток кондиционированного воздуха, я шагнул в ночь.

Мы поспешили вниз по склону холма.

— Послушайте, Арти…

— Вам туда, — он вытянул руку вдоль улицы. — А мне в другую сторону.

— Э-э… а что там? — Я ткнул в мою сторону.

— Станция под-под-подземки «Двенадцать башен». Послушайте. Я вас оттуда вытащил. Не сомневайтесь, до поры до времени вы в безопасности. Садитесь в поезд и езжайте себе в какое-нибудь интересное место. Прощайте. Пора.

И Арти Ястреб, сунув кулаки в карманы, торопливо зашагал прочь.

Я же направился в другую сторону, держась поближе к стене и ежеминутно ожидая отравленной стрелы из проезжающей машины или смертоносного луча из придорожных кустов.

Я дошел до подземки.

И все еще ничего не произошло.

Агат сменился Малахитом:

Турмалин:

Берилл (тогда мне стукнуло двадцать шесть):

Порфир:

Сапфир (в том месяце я взял десять тысяч, что еще не успел промотать, и вложил их в «Ледник», вполне законное кафе-мороженое на Тритоне — первое и единственное кафе-мороженое на Тритоне, — которое тут же исторгло фонтан прибыли; каждый вкладчик получил по восемьсот процентов, без дураков. Через две недели после этого я лишился половины своей доли в очередной серии нелепых противозаконных деяний, чем был крайне удручен, но «Ледник» продолжал приносить стабильный доход. Вновь сменилось Слово):

Киноварь:

Бирюза:

Тигровый глаз:

Хектор Калхаун Эйзенхауэр наконец-то взялся за ум и все эти три месяца учился тому, как сделаться респектабельным представителем верхушки преступного мира. Все это само по себе достойно большого романа. Крупные финансовые операции; корпоративное право; как нанимать работников. Тьфу, пропасть! Но никуда не денешься, в жизни меня всегда привлекали сложности. Справился я и с этой. Ведь основной принцип остается неизменным: смотри внимательно, подражай убедительно.

Гранат:

Топаз (я прошептал это Слово на крыше Трансспутниковой генераторной станции и приказал своим наемникам совершить два убийства. И представляете? При этом я абсолютно ничего не чувствовал):

Таафит:

Время Таафита подходило к концу. Я вернулся на Тритон по делам, связанным только с «Ледником». Утро вселяло радужные надежды: дела шли просто блестяще. Днем я решил устроить себе выходной и отправиться на экскурсию к Селю.

— …высотой двести двадцать ярдов, — объявил гид, и все вокруг меня оперлись о поручень, глазея сквозь пластиковую крышу коридора на утесы застывшего метана, которые высились в слепящем и холодном зеленоватом свете Нептуна.