Пересекая границы

Конечно же, ужин принесли, когда Кантор был в ванной. Официант расставил тарелки на столе, поминутно кланяясь и что-то лопоча по-ортански, а сам, мерзавец, все время косился на вырез ее халата. Саэта еле сдержалась, чтобы не съездить его по физиономии вместо чаевых, и, когда он ушел, вздохнула с облегчением.

— Кантор! — окликнула она. — Этот придурок ушел. Можно, я теперь закурю?

— Дверь запри, — отозвался Кантор.

— Не маленькая. Ты скоро?

— Скоро. Ты кури, мне еще побриться надо.

— Зачем? Мы же никуда не идем.

— На всякий случай. Я всегда бреюсь два раза в день. Мало ли, вдруг кто заметит.

Это было резонно. Саэта уже знала, что стоило Кантору сутки не побриться, и он превращался в ходячую достопримечательность. Щетина у него росла только с правой стороны, и разница становилась заметна довольно скоро. Говорили, что это последствия неудачно залеченного ожога. Еще говорили, что это у него на нервной почве. Говорили также, что это результат не очень умной магической шутки. Точно не знал никто, а спрашивать у него самого Саэта не решалась. Как-то повода не было спрашивать. Но поскольку сейчас повод возник, она немедленно за него ухватилась.

— А отчего это у тебя? — как бы между прочим спросила она, радостно затягиваясь его сигарой. Крепковато немного, но это мелочи…

— С лицом? Да так… добрая память о Кастель Милагро, — неохотно отозвался Кантор. Саэта тут же пожалела, что спросила. Могла бы и сама догадаться. Теперь он еще расстроится, а расстроенный Кантор не лучший собеседник за ужином…

Ужин прошел в молчании. Видимо, Кантор все-таки расстроился, потому что пил чуть ли не каждые пять минут и за ужин прикончил один целую бутылку. После чего предложил ложиться спать. Саэта вздохнула. Тот самый неприятный момент, которого она ждала с таким опасением, наступил. Кровать в номере была одна.

— Как будем спать? — спросила она как можно небрежнее, чтобы Кантор не заметил, как она нервничает. Кантор глянул на кровать и так же небрежно сказал, что она достаточно широкая и на ней можно спать вдвоем, ничуть не мешая друг другу. Делать благородные жесты и спать на полу он явно не собирался. Сама Саэта тоже не собиралась спать на полу, поэтому возражать не стала.

Забравшись под одеяло, она долго лежала без сна, ворочалась и никак не могла успокоиться. Рядом точно так же ворочался Кантор. В темноте его почти не было видно, но слышно было отлично. Он был слишком близко, чтобы она могла спокойно уснуть.

Поворочавшись так с полчаса, Саэта поняла, что это не сон, а одно недоразумение, и подумала, что чем лежать и тоскливо ворочаться, лучше хоть поговорить о чем-нибудь.

— Кантор, — тихо позвала она. — Ты спишь?

— Нет, — так же негромко ответил он. — А что?

— А ты хочешь спать?

— Не знаю. По идее, должен хотеть, но что-то мне мешает.

— Это я тебе мешаю?

Кантор минуту помолчал, потом удивленно произнес:

— Ну надо же! Действительно ты. Не надо мне было пить за ужином.

— Что это значит? — негодующе процедила Саэта. — Какое отношение я имею к тому, что ты нажрался за ужином?

— Я вовсе не нажрался. Чтобы нажраться, мне надо выпить три таких бутылки. А дело обстоит так. Ты не можешь заснуть, потому, что тебя нервирует мое присутствие на одной кровати с тобой. Ты понимаешь, что никакой реальной опасности для тебя я не представляю, но все же испытываешь очень сильный дискомфорт. Верно?

Его голос звучал в темноте где-то совсем рядом. В темноте он казался почти волшебным — густой, низкий, с этакой элегантной хрипотцой. Очень приятный голос. Особенно в темноте, когда всего остального не видно.

— Верно, — ответила Саэта. — И что?

— А я врожденный эмпат, и мои способности усиливаются при воздействии любых наркотических стимуляторов, в том числе алкоголя. Так что твой дискомфорт от моего присутствия я ощущаю как свой собственный, и это не дает мне спать.

— Ты действительно эмпат? — недоверчиво переспросила Саэта. — Мне не говорили.

— А зачем тебе это говорить? Я свои способности не контролирую, они работают стихийно и практическому применению не подлежат. Ну, так что, будем спать по очереди? Или бросим жребий, кому ложиться на пол? Или бросим на фиг безнадежные попытки заснуть и займемся чем-нибудь полезным?

— Давай поболтаем, — предложила Саэта. — Может, оно само пройдет.

— О чем?

— Не знаю… О чем-нибудь.

— Хорошо. Сейчас я встану, включу свет… Там еще от ужина что-то осталось.

— Не надо. Давай так полежим, в темноте. Мне так удобнее.

Послышался тихий смешок.

— А что, тебе так противно на меня смотреть?

— Да! — раздраженно выкрикнула Саэта и тут же пожалела, что ведет себя откровенно хамски. Как ни странно, Кантор не обиделся. И смеяться не стал. Промолчал. Но в его молчании чувствовалась озадаченность. Они помолчали немного, потом Саэта осторожно спросила:

— Кантор! А ты долго сидел?

— Нет, — спокойно ответил он. — Луны четыре или пять, наверное. А что?

— И за четыре луны ты опустился до того, чтобы есть тараканов?