Читаем Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка полностью

В Харбине наши контакты с китайцами ограничивались общением со слугами-китайцами и редкими выходами за пределы русского города, чтобы посмотреть на празднование китайского Нового года. В Тяньцзине мы жили в близком соседстве с местным населением; иностранные кварталы были только маленькими островками в большом городе. У наших домов на обочине улицы сидели рикши, в ожидании пассажиров обедая или обмениваясь новостями и слухами. Китайские торговцы носили свои товары в больших корзинах, свисающих с длинной палки, которую они держали на плече. Завидев потенциального покупателя, они мгновенно раскладывали свои товары. Портные, сапожники, парикмахеры и гадалки занимались своим бизнесом во дворах и в переулках иностранных кварталов.

Я была зачарована постоянным потоком двигающихся фигур, нестройным шумом разных по тону и высоте голосов. У отца появилось несколько пациентов-китайцев. Богатые китайские семьи нанимали врача для поддержания здоровья всех членов семьи, в том числе и слуг. Врачу платили по договоренности, он мог сам выбирать время своих визитов, и, если семья оставалась здоровой, его контракт возобновлялся на следующий год. В какой-то мере он сам становился членом семьи, его приглашали на семейные праздники: свадьбы, Новый год и т.п.

Сначала мы жили во французском квартале, потом переехали в британский. Семья наша жила хорошо, разумно тратя деньги, заплаченные японским генералом за наш дом в Харбине. Отец опять открыл кабинет, мама нашла новых друзей, вступила в Международный женский клуб и занималась делами русской общины.

Сестра моя Нина подрастала. Она была живым, привлекательным подростком, и в нашем доме обычно крутились какие-нибудь мальчики. Родители, как всегда, окружили себя разными интересными людьми. Большинство их друзей были русскими, которым хватило благоразумия (или просто денег) на то, чтобы вовремя покинуть Харбин и поселиться в Тяньцзине.

Мы все знали об агрессивных замыслах японцев захватить Китай и имели все основания думать, что это им удастся. Мы отдавали себе отчет, что Тяньцзинь — только временная остановка на пути нашего «изгнания», однако жизнь в русской общине протекала так же, как и в Харбине: дети ходили в русские школы, существовали русские литературные и театральные клубы, давались благотворительные балы, а православные церкви занимались нашими духовными нуждами. Многие из нас втайне надеялись, что, может быть, на этот раз исторические бури пронесутся мимо.

В Тяньцзине я на время отложила свои планы «служить народу» и решила заняться более выполнимым делом — выучить английский язык. Я учила английский в школе в Харбине и потом брала частные уроки у пожилого англичанина, пытавшегося — безуспешно — научить меня говорить, не шевеля губами, как должна говорить настоящая «английская леди». Он наверняка сомневался, действительно ли я принадлежу к семье из хорошего общества, поскольку такой способ говорить мне никак не давался!

Я поступила в школу при католическом монастыре. Там меня определили в шестой класс, и не только из-за моего неважного английского, но в основном из-за роста: столы и стулья в этом классе были почему-то больше, чем в других. В программу входили арифметика, география и история. Учились там девочки разных национальностей, но преподавание велось целиком на английском. Я думала, что такой метод «полного погружения» станет наикратчайшем путем к тому, чтобы я по-настоящему выучила английский язык. Неожиданностью для меня стало то, что я совершенно не понимала учителей, не могла следить за их объяснениями. У моих одноклассниц были свои трудности, и я не могла просить их о помощи, хотя как-то и договорилась с русской девочкой, сидевшей передо мной: я решала ее арифметические задачи, а она переводила то, что говорила учительница. Но после того как учительница отчитала ее за разговоры в классе, я оказалась предоставленной самой себе. Я терпела эту муку месяц и в конце концов должна была признать, что «полное погружение» мне не помогало. Я ушла из школы.

В этой школе произошла очень интересная встреча. Идя однажды по коридору, я узнала одну молодую монахиню. Это была Евгения, моя одноклассница по харбинской школе! Я обратилась к ней, но она не ответила. Я не могла ошибиться! На следующий день я вышла за ней во двор и встала прямо перед ней. Очень спокойно она мне сказала: «Да, я была той, кого ты думаешь, что узнаешь, но я больше не твоя бывшая одноклассница. Я — сестра Агата. Нам нечего сказать друг другу». И быстро ушла. Я была поражена ее невероятным перевоплощением из пухленького смешливого подростка в спокойную, уверенную в себе католическую монахиню! Вскоре после того как я ушла из школы, я опять увидела Евгению — сестру Агату — на улице. Я подошла к ней и сказала: «Я так рада за тебя. Ты сделала выбор и, кажется, нашла свой правильный путь в жизни».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное