Пересекающий время

- Не стану. Я и без того догадываюсь. Она хотела тебя ободрить?

- Дар, ты не скажешь Лиенте? - умоляюще сжала руки Адоня. - Он такой суровый, он рассердится на...

- На Неле? - засмеялся Андрей. - Разумеется, не скажу, это останется вашей тайной. Но Лиента вовсе не так грозен, как тебе кажется.

- Он не улыбается. По его лицу не поймешь, радуется он или печален.

- Время не радостное. Лиента хороший.

- О, я знаю это, но... - Адоня замолчала.

- Ты хотела подтверждения словам Неле?

- Нет! - встрепенулась Адоня. - Возьми меня с собой, Дар!

- Вот так новости! Зачем? Если твой отец и брат там, они придут сюда.

- Дар!..

- Ты не должна просить об этом.

Она потупилась:

- Это не из-за них... Я не знаю, что со мной, мне страшно! С тех пор, как Неле сказала... Это не как вчера, совсем по-другому... Я не умею объяснить, - огорченно проговорила она.

- Адонюшка, - ласково и успокаивающе начал Андрей, но она вскинулась, перебила его.

- Нет, постой! Я знаю, ты прогонишь мой страх. Но его причина... Дар, что-то случится, я чувствую! Я боюсь, что это... твоя беда... Дар, возьми меня с собой! Я стану твоей тенью, я не помешаю в бою. Мои глаза станут твоими глазами, я сумею предупредить тебя! - Она вдруг опустилась на колени. - Дар, умоляю тебя.

Андрей укоризненно покачал головой, поднял, усадил ее на ствол, сам сел на траву. Девушка лихорадочно ловила его взгляд, стараясь угадать ответ прежде, чем он будет высказан словами.

- На твою долю выпало слишком много страшного. Ты еще не здорова. Все пройдет, Адонюшка, - мягко проговорил Андрей.

Она опустила голову.

- Ты не понимаешь...

- Девочка, милая, не пугай себя. Никакого боя не будет.

- Как?.. Но вы собираетесь спасти их?

- Да, ты знаешь об этом.

- Дар, - глаза ее наполнились слезами, - возьми меня с собой.

- Адоня, - укоризненно проговорил Андрей, - идут лучшие воины, и вдруг я объявлю: этот ребенок идет с нами.

- О, они послушаются тебя! Если ты скажешь, никто не возразит! просияла Адоня, с надеждой заглянула ему в глаза.

- Разве с самого начала ты не знала, что я не позволю тебе идти? Да, там опасно, и значит это дело мужчин, а не девочек. И клянусь тебе, если твой отец и брат в ратуше, я приведу их к тебе целыми и невредимыми.

- Какие слова мне найти? - беспомощно проговорила Адоня. - Ты пришел издалека, верно, ты не знаешь... Наши женщины иногда умеют чувствовать... ну, то, что еще не случилось. Это когда что-то особенное должно случиться большая радость... или наоборот. И не об отце с Веско я тревожусь... Нет, о них тоже! Но это другое совсем... Когда плохо впереди, совсем по-другому чувствуешь... Ах, если бы я умела рассказать, что у меня здесь! - в отчаянии воскликнула она, прижимая руки в груди.

Андрей не говоря ни слова, смотрел на нее снизу. Солнце освещало ее сзади и сверху, и облитая солнечным каскадом, пронизанная им, она сидела в ореоле золотого света. Она сделалась так изумительно хороша, столько возвышенной, одухотворенной чистоты было в ней, что Андрей почувствовал, как душа его очищается от груза забот, становится сильнее, наполняется этим удивительным сиянием тепла и доброты.

Адоня его молчание поняла, как знак сомнения - она заставила его колебаться, нашла все же нужные слова и убедила! Ах, как надо ей быть с ним рядом! Если его ждет в городе смерть - нет! тысячу раз нет! - но если его ждет в городе смерть, она примет ее в себя - предназначенную ему стрелу, или дротик, или топор... Только надо быть рядом!

Андрей медленно покачал головой. Она низко опустила голову, пряча глаза, с ресниц сорвалась слезинка.

- А вот слезами меня провожать не надо. Ничего не случится, обещаю тебе. Я буду в три раза осторожнее прежнего. Ну, улыбнись, Адоня, - он повернул к себе ее лицо.

Адоня послушно улыбнулась сквозь слезы, но губы плакали, не хотели складываться в улыбку.

- Ты умница.

- Дар, молю тебя... помни... Берегись удара, откуда не ждешь, предательской стрелы, засады...

- Я буду помнить.

* * *

Ох, как захолонуло сердце, когда спины уходящих совсем потерялись в пестроте джайвы, - как будто ледяная когтистая лапа стиснула грудь костяными пальцами.

"Нет! Нет! Ничего не случится! Нельзя думать о плохом, все будет хорошо! Надо что-то делать, занять себя, чтобы не думать".

Адоня осмотрелась. Как пусто здесь стало, какой одинокой она снова себя почувствовала. Без него? Разве не ему всем своим существом она желала самой лютой смерти? Адоня вздрогнула, озноб волной прокатился по телу. Она не знала... Чего не знала? Почему все изменилось так, что главным ее желанием стало умереть вместо него? И когда это случилось? Когда с болью из глубины души вырвалось обвинение в предательстве, а в ответ получила улыбку, полную тепла и понимания? Или когда словами своими, как надежными щитами укрывал от страха? Как это было удивительно - слова баюкали, утешали. И не слова голос. Мягкий, ласковый, чуть хриплый полушепот, он вливался прямо в сердце, теплом дышал в ледяной панцирь, в котором оно стыло.