И со школой было нечто подобное. Он точно помнил, что любил свою школу, но если посмотреть на нее из сегодняшнего дня – да это же просто тоска зеленая! Чего стоили одни сборы макулатуры и особенно металлолома, изобильно водившегося в уже упомянутых ямах. Как убивались они, мальчишки, с этим металлоломом, как, словно муравьи, тянули на спину непосильные ноши! Наверное, сейчас у многих его однокашников из-за этого болит спина. У Павла пока не болит, но, как говорится, песня еще не спета – в старости все поврежденья вылезут наружу. А ради чего старались? Исключительно за похвалу, за право чувствовать, что делаешь что-то правильное, хорошее … то есть за воздушные замки, которых на самом деле не существует.
Если вспомнить учебу, тоже не выудишь из памяти ничего утешительного. В школе не велось никаких дополнительных предметов, а обязательные преподавались на невысоком уровне. Сами учителя, хотя среди них были примитивно-добрые, интеллектом отнюдь не блистали. Школьный инвентарь вопиюще нуждался в обновлении: даже мяч, который они с непонятным теперь удовольствием гоняли по школьному двору, всегда оказывался наполовину сдут. Там внутри была повреждена камера, и вместо того чтобы купить новый, физкультурник из года в год выводил команды разыгрывать этот вечно мягкий мяч.
В общем, детство выпало Павлу самое незначительное. Но вот странно! – он понял это недавно, где-то около месяца назад. Раньше, много лет, Павел считал свою жизнь счастливой – наверное, потому, что просто не было времени остаться наедине с собой, поразмыслить о собственном существовании. После школы учился в техникуме и одновременно подрабатывал на жизнь, потому что пенсии матери не хватало даже на самое необходимое. Вскоре мать умерла, а в жизни Павла появилась Ирина, и вслед за ней – Тимка. Думаете, легко дорастить ребенка хотя бы до десяти лет? Легко, наверное, если все у вас идет как положено: вы оплачиваете ясли, потом детсад, потом отдаете сына на школьную продленку, а летом посылаете в лагерь. Жена стирает ему и готовит, покупает необходимые вещи, сидит с ним во время болезней – все! Остальное идет само собой, не требуя вашего участия. Но они с Ирой, когда завели ребенка, придумали столько лишних дел, что всю свою жизнь поставили с ног на голову. Ладушки-ладушки… полетаем к потолку… кто сводит малыша в парк?.. пора учить буквы… поедем, сам выберешь подарок ко дню рождения… и так далее, и тому подобное. Уф, как он, Павел, от всего этого устал, хотя осознал свою усталость, как ни странно, совсем недавно. Видимо, она в нем копилась, копилась и наконец выплеснулась из подсознания. Зато уж теперь его в этот хомут больше не запряжешь – хватит, поездили...
Вот даже и к компьютеру Павел обратился сперва исключительно из-за Тимки, не предчувствуя, какое значение это будет иметь для него самого. Прежде он очень переживал за сына: хрупкое сложение, чрезмерная впечатлительность, установленная врачами высота нервных реакций… Полный несуразной родительской любви, перехлестывающей в жалость, Павел хотел поддержать своего словно бы обделенного судьбой птенца, хоть чем-то компенсировать ему недополученное от жизни. Вот тут и замаячил на горизонте компьютер, способный переместить сына на более высокую ступень дворовой и школьной иерархии. Ведь дети сейчас отлично осведомлены, у кого что есть, а кто живет без дорогих игрушек. К тому же, говорят, школьнику легче учиться, когда у него на службе домашняя электроника…
Но прежде всего требовалось научить Тимку пользоваться компьютером, а еще раньше – научиться самому. Удивительно, что до тех пор Павел не сталкивался с подобной проблемой, так как в своей конторе занимался иной областью работы. Пришлось уткнуться в инструкции, а тут как раз наступило время отпусков, и жена с сыном отбыли в деревню. Павел не привык быть дома один. Чтобы хоть чем-то заняться, он подсаживался вечерами к компьютеру и постигал премудрости управления. Вот приедут Тимка с Ириной – а он уже все изучил, до всего дошел, все умеет…
Простейшие операции усвоились скоро. Гордый собой, Павел набрал на клавиатуре письмо Ирине и Тимке, но посылать не стал: почта в деревню к теще (за неимением настоящей тещи он считал таковой Иринину бабулю) приползала со скоростью черепахи. Это письмо он оставил на память, чтобы показать жене и сыну по возвращении, но потом, когда для него открылись иные горизонты, просто забыл о нем. До того ли ему стало, чтобы сентиментально хранить какой-то клочок бумаги?