Переселение. Том 1

— Мы, посольские служащие, — продолжал конференц-секретарь, — знакомы со многими дамами из высшего венского общества, но все они очень скучные. Высшее общество веселым никак не назовешь. Конечно, в Вене есть прелестные девушки, но только среди низших сословий. Хорошо было бы, капитан, познакомить чиновников посольства с вашими землячками. Можно было бы устроить веселую вечеринку или пикник. Об устройстве такого пикника заботиться не надо. Для таких дел есть у нас преотличный человек, господин Агагияниян. Я пригласил бы ваших знакомых на маленький fête champêtre[65] где-нибудь в рощицах Каленберга! Могло бы получиться нечто весьма приятное! Все связи между живыми и мертвыми прерываются. Вы, капитан, чтите память покойной жены, но нельзя же из-за этого отказываться от жизни, от других женщин, ото всего на свете. Назовите мне только имена ваших земляков, а все прочее сделает Анастас.

Павел сказал, что это — майор Иоанн Божич, его жена Евдокия и дочь Текла. Волкова это развеселило еще больше.

— Не следует, — сказал он, — сердиться на Кейзерлинга. У него много дел. И к тому же он нынче получил неприятные вести из Петербурга. Капитан, — продолжал Волков, — вам надо действовать осторожно, никому не говорить об этом поручении, быть немым как могила. Мы, секретари посольства, живем все вместе, вместе ходим и в город поразвлечься. А это очень скучно. Ведь нас здесь пятеро. И вот, встретив хорошенькую женщину, мы сами не знаем, как нам поступить, чтобы не обидеть друг друга. Мне весьма любопытно поглядеть на ваших знакомых. Говорят, будто сербы вечно на что-то сетуют, жалуются, вечно кого-то бранят. Негоже так! Надо вам жить, как живут венгры. Весело. И без озлобления.

Когда Исакович прощался с конференц-секретарем, лицо его выражало досаду, как и после аудиенции у Кейзерлинга. И все-таки у ворот посольства, узнав, что у капитана нет в Вене собственного экипажа, Волков предложил ему свою карету. Пусть, мол, капитан пока пользуется ею. У посольства несколько карет.

Исакович начал было отказываться, но в конце концов уселся в вызванную привратником карету конференц-секретаря. Волков на прощание обнял Павла за талию и повторил:

— Не грустите о прошлом!

Возвращаясь в тот день к себе в трактир, Исакович торжественно проехал мимо караульного офицера. Тот его приветствовал. Потом Павел, словно важная особа, проследовал через ворота военной тюрьмы по улицам, ведущим к Флейшмаркту, мимо освещенного солнцем Грабена и укрытого густой тенью дворца графа Хараха, а затем мимо дворца принца Лобковица. Павел знал, что где-то тут живет и Гарсули.

Его карету не только приветствовали военные посты, но в нее ласково заглядывали и ехавшие на Гюртель ве́нки. Небо прояснилось, гроза миновала, туча прошла стороной, не пролив на землю ни капли дождя.

Следуя в веренице экипажей, выезжавших по обычаю того времени на прогулку, Павел угрюмо поглядывал на этих ослепительных женщин. Разодетые светские дамы и красотки полусвета улыбались ему, а его все больше охватывало раздражение. Когда карета русского посольства, запряженная белыми красавцами рысаками, покатила по одной из мрачных и узких улочек, Исакович вспомнил Божича, рассказывавшего о том, что Вена — огромный город с изысканным обществом и красивыми женщинами, но там никто не умирает от любви. Гораздо чаще венки и венцы умирают от несварения желудка, нежели от несчастной любви, а тем паче от тоски по умершей жене или покойному мужу.

У сербских офицеров, живших в трактире «Ангел» в ожидании паспортов для переселения в Россию, прием Исаковича русским послом вызвал бурное веселье. Весть о том, что русский посол уже принял одного из них, а значит, примет и всех прочих, была встречена этими несчастными как праздник, который следовало отметить пушечной пальбой.

Все они горевали об отъезде из Вены родного отца сербов, графа Бестужева, и первая аудиенция у нового русского посла стала для них и первым лучом надежды после Косова. Лучом солнца, пробившимся сквозь решетку тюрьмы.

Приподнятое настроение отчаявшихся офицеров, чье будущее все еще было туманным, омрачалось лишь упорным молчанием Павла. Он только повторял, что паспорт получат все, кто внесен в список генерала Шевича, и этому не сможет помешать даже сотня таких проходимцев, как Гарсули.

В июле того же года в упомянутом трактире жило немало офицеров из Темишвара, Славонии и Срема, ожидавших паспортов. Все они получили отставку, их как положено отчислили из австрийской армии. Среди них были капитан Гаврило Новакович, лейтенант Георг Новакович, его благородие капитан Петр Вуич, лейтенант Макса Вуич, капитан Никола Штерба, лейтенант Суббота Чупоня, лейтенант Джюрка Гаич, лейтенант Михай Гайдаш, капитан Неца Рунич и многие, чьи имена теперь уже неизвестны.