Переселение. Том 2

Когда царица велела ему подняться и честнейший Исакович, длинноногий и длиннорукий, встал, фигура его была легка и благородна. У него были широкие плечи и тонкий стан. Царица смотрела на него с явным удовольствием. В тот день Павел надел русский офицерский черный сюртук, походивший на прусскую форму того времени, которую ввел наследник престола Петр и которую носила часть киевского гарнизона. Узкий в талии и широкий в плечах, с большими отворотами, отороченными серебряным галуном, и двумя рядами серебряных пуговиц, спускавшихся к поясу в форме арфы. Шелковый воротник мягко облегал шею, отчего черты лица казались жестче, точно они были выбиты на медали. Такие лица нелегко забыть.

Рука в кружевных манжетах заметно дрожала, когда он, протянув ее, целовал императрице руку.

В сапогах до колен, узких белых лосинах с тремя пуговицами на поясе, в черном сюртуке этот высокий опрятный человек поражал не столько красотой своей фигуры, что не редкость среди его соплеменников, сколько чем-то духовно возвышенным, сильным и вместе с тем мрачным и темным, веявшим от всего его облика. Он напоминал черный монумент, могущественную яркую личность или застывшего на бегу вороного жеребца.

Царица, обращаясь к Воронцову, громко заметила:

— Красавец.

Павел слышал и понял ее.

Потом, обратившись к Исаковичу, она сказала, что ей известно о всех бедах его народа, которые привели их в Россию. Отныне она будет их защитницей, больше им не придется грустить, убиваться, они могут ни о чем не беспокоиться. Сербы прибыли туда, куда хотели, в Россию. Она распорядится, чтобы австрийская императрица разрешила переселиться в Россию всему сербскому народу. А он, Исакович, вскоре получит генеральский чин и генеральскую шляпу!

Так она и сказала.

И опять протянула руку для поцелуя.

Исакович, смущенный, пораженный и полный восторга, снова поцеловал ей руку.

Когда он склонился над ее рукой, царица нежно и милостиво опустила другую руку ему на голову, и он услышал, как она ласково спросила:

— Где ты оставил супругу, детей? Павел понял все от слова до слова. А Воронцов тем временем крикнул:

— Отвечайте!

Исакович, глядя влюбленными глазами на царицу, сказал, что два года тому назад схоронил жену и преждевременно родившегося ребенка. Он привел своих братьев (Исакович сказал «двоюродных братьев») в Россию, но сам он одинок. Как одинокое дерево.

Царица его поняла, поглядела на него участливо, а потом улыбнулась.

Снова протянула для поцелуя руку, погладила его склоненную голову и спросила, не собирается ли он снова жениться?

Павел все хорошо понял и тихо ответил, что не хочет и не может. Мысль о покойной жене и умершем вместе с ней ребенке не выходит из его головы. И он не хочет взваливать свое горе на вторую жену. Зачем, если ты несчастен, делать несчастным и другого? Смерть тех, кого мы любили, отмечает человека точно черное клеймо. Мысли наши всегда обращены в прошлое.

— Коли так, — спросила его весело царица, — почему бы вам не отправиться на берег Днепра, не выбрать какое-нибудь одинокое дерево и не повеситься на одиноком суку?

Воронцов, засмеявшись, крикнул:

— Отвечайте!

Ошеломленный Павел в первое мгновение онемел, ему показалось, что он спит или просто ослышался. Казалось невозможным, что это сказала царица.

Однако, собрав всю свою волю, из чувства долга он ответил:

— Смерть была бы для меня пробуждением, все равно мне уж не видать рассвета, и я с легкой душой смежу во мраке глаза. Это лишь продолжит сон. А жизнь моя прошла. Но я прибыл в Киев, подобно моим соплеменникам, чтобы вступить в русскую армию, чтобы вписать в нее и свое имя и чтобы с этой армией вернуться в Сербию. Бродим мы по свету не ради себя, а ради того, чтобы позвать на помощь русских! Чтобы с русской, а не с австрийской армией вернуться к турецкой границе. Я хочу еще раз увидеть перед смертью Цер, гору, под которой я родился, вернуться в свою отчизну.

Царица больше не смеялась. Она стала серьезной и, повернувшись к Воронцову, обменялась с ним взглядами. Потом поднялась и еще раз протянула ему для поцелуя руку.

И пока Павел прикладывался к руке, спросила: не хочет ли капитан, чтобы она забрала его в столицу? Для такого офицера в Санкт-Петербурге найдется должность. Или он предпочитает быть землевладельцем и скотоводом в Бахмуте? Если он хочет ехать, ему надо жениться. В России вдовцам запрещен въезд в столицу. Надо продолжать жизнь. Иметь детей.

— Ну как? Что скажете?

Исакович был сбит с толку и первыми словами царицы, и ее взглядами, а больше всего смехом. Продолжая разговор с императрицей, он до того смешался, что говорил, как в бреду, сам не зная что. И заикался.