Переселенцы

Александра Константиновна не возражала; к великому сожалению, она не находила ни одного факта, который по силе своей мог бы смягчить мрачное воззрение Сергея Васильевича и примирить его несколько с сельской жизнью; ей хотелось, однако ж, его рассеять; но как и чем рассеять? Она сама хандрила, сама скучала; благодаря несносной дождливой погоде сельская жизнь, о которой она так горячо мечтала в Петербурге, начинала ей самой казаться невыносимою; она только скрывала это от мужа и всячески даже старалась ободрять его. Воспользовавшись минутой, когда Сергей Васильевич, продолжавший ходить по комнате, стал к ней спиною, она мигнула Мери и указала ей на отца; девочка тотчас же соскочила со стула, подбежала к отцу и начала к нему ласкаться. Сергей Васильевич остановился, но только на минуту; он рассеянно провел рукою по голове ребенка, потрепал его за подбородок, раза два вздохнул, подошел к окну и задумчиво стал глядеть на двор.

– Serge, ты, кажется, посылал вчера на почту? – торопливо спросила Александра Константиновна. Цель этого вопроса заключалась в том, чтобы как можно скорее оторвать мужа от мрачной картины двора, обмываемого дождем.

– Да, я посылал на почту, – сказал Сергей Васильевич, продолжая смотреть в окно, – человеку давно бы даже следовало вернуться из города, но, вероятно, его задержала погода, может быть даже благодаря милому нашему климату самая почта запоздала: эти проселки, это ужасно!..

– Oh, j'en sais quelque chose! – неожиданно воскликнула гувернантка. Она заметила, что во Франции проселки вовсе не существуют; по словам ее, там, где не было шоссе или железной дороги, все дороги обсажены тополями, величественными кленами или виноградниками; едешь как словно в раю!

– Э!.. – произнес Сергей Васильевич.

Восклицание было очевидно вызвано печальным видом двора и мыслью об окрестных проселках, которые еще резче выставили прелесть французских дорог, по которым он когда-то ездил. Он махнул рукою, нетерпеливо повернулся спиною к окну и встретился с горничной Дашей, иначе lady Furie, которая держала в руках несколько конвертов.

– Ба! письма! – вымолвил внезапно оживившийся Сергей Васильевич.

– Письма; письма! des lettres! – воскликнули в один голос остальные и радостно окружили Белицына.

– Y-a-t'il quelque chose pour moi? – спросила гувернантка.

– Non… Но вот тебе два письма, а вот мне также два.

– Allons, Mery, ne derangeons pas papa et maman… Француженка подала руку Мери, и обе отправились читать Sandford et Merton. Сергей Васильевич и Александра Константиновна расположились на разных диванах, поспешно сломили печати и приступили к чтению.

– Представь себе, Serge, Нина Лушковская живет на той самой даче, которую мы занимали прошлое лето! – сказала Белицына, взглядывая на мужа.

– Неужто?… Помнится мне, Лушковские собирались жить на Каменном острову. Впрочем, они отлично сделали, что переменили намерение. Я был всегда того мнения, что для лета трудно найти что-нибудь лучше Петергофа…

– Еще бы! Я решительно завидую Нине: что за прелесть! Одно это море чего стоит! Надо согласиться, однако ж, что если можно где-нибудь жить приятно – все равно, какое бы ни было время года, – так это в Петергофе!.. Помнишь нашу петергофскую дачу? утром жили мы как в деревне: купались, гуляли; вечером ездили в Верхний сад на музыку… всегда кого-нибудь встретишь. Я никогда не забуду прошлого лета! – довершила Александра Константиновна, задумчиво поглядывая на окно, за которым шумел дождь и свистел ветер.

– Да, лето было прекрасное, – заметил Сергей Васильевич, можно даже сказать, замечательное было лето! Помнится, всего раз только шел дождь, – заключил он, углубляясь в чтение письма.

– Кто это тебе пишет? – спросила после минуты молчания Александра Константиновна.

– Сергей Сергеич.

– Какой?

– Завадский.

– Ах, да! ну что он делает? где он?

– Что ему делается! Живет себе припеваючи, веселится. Переехал в Павловск…

– Что, как Павловск нынешнее лето?