Хотелось опять завопить — ничего себе! Но дар Ли и без того смотрел на меня как на бестолковую дикарку, поэтому я только покивала, сделав умное лицо.
— …Вы можете гулять по моему отсеку, но за его пределы прошу не выходить, — попросил он напоследок, и мы с сыном ему это пообещали.
После этого пси-лекарь показал нам, где взять банные принадлежности, и отчалил по своим делам.
Я намыла Тошку, разрешила ему поплескаться в ванне, пока сама принимала душ — благо кабинка была непрозрачная. А потом, укутав сына в длинный халат с капюшоном из неведомой, но очень приятной к телу ткани, отнесла в кровать.
— Мам, а капитан плохими словами на нас обзывался, — с чего-то вдруг вспомнил про злыдня Платон, когда мы улеглись удобнее и повернулись друг к другу, чтобы пошептаться.
Я быстренько припомнила, что дар Высокомер там нам при встрече говорил, но плохих слов память не зафиксировала.
— Да нет, Тош, древняя женщина — это не плохие слова, — с этим моим утверждением, конечно, можно поспорить, но я решила, что не стоит наговаривать на капитана лишнее, он и без того не очень, — он нам не рад, сынок, но не обзывался.
— Да не тогда, мам. А когда звонил дару Ли. Он сказал на тебя дикая курица!
Это получается, что у меня переводчик поломанный, раз я, кроме «гыр-гыр», ничего не слышала?
— П-ф-ф! Сам он звёздный петух! Не бери в голову, сынок, — отмахнулась я.
— А меня обозвал мелким дикарёнком, — продолжал жаловаться Тошка.
Представляю, как ему обидно. Встретился целый капитан настоящего звездолёта, а принёс с собой одно разочарование.
— Не надо расстраиваться, Платош. Слышал же, что говорил дар Ли? У капитана теперь нет семьи, потому он такой злой. Давай его просто пожалеем?
— Давай, — с радостью уцепился за оправдание кумира Тошка, — но мне так хочется посмотреть на капитанский мостик, а он нам выходить не разрешает.
— Придумаем что-нибудь, не волнуйся. Ты мне лучше скажи, тебе не страшно? Не грустно? — переключила я ребёнка на другую тему.
— Нет, совсем нет. Так много чудес вокруг! Мне даже кажется, что если я буду быстро-быстро махать руками, то смогу летать!
Этого ещё не хватало!
— Только давай без экспериментов, зай, ладно? А то помнишь, как в прошлый раз тебе казалось, что ты человек-паук, а потом жвачку с обоев мы так и не отскребли.
— Ла-а-дно, — с явной неохотой пообещал Платон, — а мы теперь будем жить на другой планете, и те люди будут называть нас инопланетяне?
— Точно!
— А они добрые? А телевизор там есть? А детский сад? А мы заведём там зверюшку? — вопросы посыпались из Платона, как из пулемёта.
Сын всегда так делает, когда чем-то сильно увлечён, но лучше уж так...
— А вот прибудем на место и разберёмся. Я ведь тоже там не была, сынок, поэтому не знаю. Но, думаю, что телевизор есть, а зверюшку... Надо глянуть сначала, что за жильё нам выдадут.
В душу хлынула глухая тоска, заставившая прикусить щёку изнутри. Это же мы никогда не вернёмся домой. Никогда я не надену свои любимые вещи, не попью кофе из любимой кружки… Боже! Да я вообще, может, никогда не попью больше кофе! Захотелось завыть! Держаться! Не думать об этом! Не думать! Надо срочно отвлечься!
— Тош, а пойдём поваляемся в тех разноцветных лежанках и вообще посмотрим, что тут у дара Ли ещё есть?
— О! — сын тут же подскочил. — Пойдём скорее! А мы прямо так пойдём?
— Ну а что? Вещи наши, наверное, ещё не готовы. — Хозяин отсека показал, куда можно засунуть ношенные вещи и на что нажать, если мы хотим их освежить. — А пол тут тёплый и чистый. Пойдём прямо так.
Но идти босиком нам не пришлось — в коридоре для нас поставили тапочки. Видимо, доктор-пси вспомнил о них, когда мы уже перешли к водным процедурам, и входить не стал. Вот молодец он всё же! Хоть и подозрительный очень, но деликатный.
Мы с сыном обулись и направились прямиком в релаксатор.
— Тош, скажи, тебя тоже тянет завалиться в это гнёздышко? — поинтересовалась у сына, поймав себя на непреодолимом желании свернуться клубком в шоколадной лежанке.
— Ага, а можно?
— Можно. Выбирай! — скомандовала, вспомнив слова дара Ли, что мы можем делать в его отсеке что угодно.
Сын с разбегу, роняя тапки, занырнул в приглянувшееся ему гнездо — цвет оно приобрело тот же приятно-желтенький. А я подошла спокойно и, разувшись, аккуратно поставила тапочки рядом. И только потом чинно легла на спину и закрыла глаза.
Блаженство подкралось на мягких лапках и принялось качать меня в колыбели умиротворения. В голове даже зазвучала незнакомая дивная мелодия, затрагивающая неведомые струны души. Я прямо физически чувствовала, как расслабляюсь, и тогда у мелодии появились слова: «Всё будет хорошо, Тая. Самое главное, что сын с тобой и вы живы. Ты умная и сильная женщина — сможешь обустроиться с комфортом в любом месте. Не стоит грустить о вещах. Главные ценности — душа и разум — у вас с собой...».
— Мам, мам, — прервал мой релакс Платон, — а тебе тоже кино про тебя показывают?
Я тут же вынырнула из гнезда и села. Кстати, моё сейчас приобрело цвет молочного шоколада — судя по всему, это сигнал о том, что стресс почти прошёл.