Перешагни бездну

—  Роберу    все   само   лезет   в    руки,— усмехнулся Рябушинский — Родоначальник его, Мейер  Ашель,  вылез  не  из  женской утробы. Его породила денежная мошна.

Военный подхватил со злостью:

—  Мейер  Ашель,  франкфуртский  ростовщик  в  лапсердаке  и пейсах. Разбогател. На радостях намалевал на вывеске красный щит. Отсюда Ротшильд. Вроде герб получился у... баронов кошель­ка и процентов.— Он отвратительно выругался.

—  А метресса достойного потомка ростовщика — азиатская ко­ролева?

—  Дорогая птичка. Поговаривают, она бывшая    жена    эмира Бухары. Барон по части   женщин — коллекционер.   Но   приятное всегда сочетает с полезным. С помощью красивой бабенки  под­бирает  ключи  к русскому Туркестану.  Нефть,  золото,  хлопок  и так далее. Даром он, что ли, ссужал миллионы Николаше  Вто­рому... Он и Сашке Керенскому миллион отвалил — кстати, Сашка из Ташкента. Словом, выдал миллион на борьбу с Советами так, за здорово живешь. Не похоже на Ротшильдов, а? А тут еще эта история с дочерью эмира, с принцессой Бухары. Будьте покойны: барон не уступит сейчас мадемуазель Люси ни Рокфеллеру, ни кому другому. Дудки-с! И удовольствие и процентики!

Господин Рябушинский уже целовал ручку мадемуазель Люси.

— Бессовестная публика заставляет скучать такую обольсти­тельную женщну! – млел  он. — Позвольте вам представить — Детердинг Генри.  Сам.

«Колоссально! — думала мадемуазель Люси.— Сам Детердинг! Сколько у него  миллионов, и что ему нужно от меня?»  

Мысли о дочери  заслонились   вниманием   господ.   Люси уже чувствовала себя светской дамой и не удивилась бы, если б сам принц Уэльский пожелал быть ей представленным. Она смотрела наГенри Детердинга, кокетливо улыбалась.

— Мадам, вы из Бухары? — быстро говорил Детердинг. — Потрясся несчастьями с вашей дочерью!.. Мы с вами почти зем­ляки Моя жена, урожденная Кудоярова, из Ташкента, дочь офи­цера. Училась в ташкентской гимназии. И вы поймете меня, когда я скажу, что мой интерес к Туркестану и вашей Бухаре имеет эмоциональную окраску. О, прекрасный Восток! И я вас ревную! Я смотрел на вас издали и ревновал. Вы так внимательно слушали этого деревянного истукана, янки. Берегитесь! Чуть дадите про­машку, и акула Джон проглотят и вас, и вашего эмира супруга, и Бухару, и Туркестан.  Да, а Джон не спрашивал вас про золотые пустыни? А про нефтяные поля? Про некоего русского горного ин­женера, открывшего новый Клондайк? Мне об этом таинственном инженере рассказывала жена. Инженер запросто бывал в их доме в Ташкенте, подарил ей образцы кварца с вкраплением золотых крупинок. Еще инженер хвастал, что нашел на берегах Аму-Дарьи нефть, или где-то на плато Усть-Урт. Значит, вы, мадемуазель, не только королева золота, но и императрица нефти. Склоняюсь перед вами в поклоне!

Мадемуазель Люси сделалось не по себе. Смутная догадка пе­рерастала в уверенность: ее пригласили на прием неспроста, не ради ее красоты, не за умение элегантно одеваться.

И даже не потому, что кого-то переполошила и возмутила история с несчастной Моникой. Да они и не пытаются скрыть, что их интересует. Ясно, что они пронюхали уже и про золото, и про инженера...

Сердце ее как-то тревожно замерло, а в памяти возникло, слов­но в туманной дымке, лицо энергичное и в то же время добро­душное, с преданной, восторженной улыбкой. Тотчас смутное ви­дение растаяло.

Минутное воспоминание. Минутная слабость! Все это прошло вным-давно. Сколько   минуло лет? Наверное,   десять. И ворошить прошлое. Слабость? Но она не даст играть на её слабостях господам рябушинским, детердингам, рокфеллерам. Та-та-та! Не на таковскую напали. Прав  милый Кастанье.  Надо дер­жать ухо востро.

Величественный, похожий на алтарь готического собора, бар черного драгоценного дерева весь в бронзе и хрустале был отго­рожен от них плотной стенкой фраков, смокингов, накрахмаленных пластронов.

Какой-то явно левантийского типа брюнет оттер мадемуазель Люси от сэра Генри и выпалил ей в лицо:

—  А, ханум эмирша! Дорогая! Очень приятно, красавица! Слы­хали, слыхали. Оч-чень сочувствуем!

Мадемуазель Люси беспомощно таращила свои кукольные глазки, поглядывая на разинутую пасть, полную золотых зубов, не понимая, что нужно этому шумливому, нагловатому человеку.

—  Вступайте,   ханум,   в   синдикат, — шумел   брюнет. — Какой синдикат, спрашиваешь? Э, синдикат   называется   «Эксплуатация освобожденных российских территорий». Золото добывать, железо добывать, нефть качать называется. Вступай, ханум, в синдикат: в твоей Бухаре золота много. Синдикату помогай! Синдикату все хотят  помогать,  ха-ха!  Франция!  Англия!   Италия!   Всем   золото надо. Все друг другу глотку кусают.

—  Ты что тут, Садатирашвили, шумишь, кричишь,— загономил другой левантинец. — Синдикат твой, пуфф! Сейчас твой синдикат Рокфеллер с Детердингом слопают вместе с Бухарой. Сиди в духа­не,  Садатирашвили, шашлык кушай! Брось красавице голову мо­рочить!

—  Не выдумывайте, кацо!