– Н-н-на-а-аш-ш-шли-и с-с-с-сын-н-нка?
– Нашла, Григорий Филимонович, нашла, слава богу.
– А разве членам партии можно говорить «слава богу» и «черт-черт!»? – спросил я, когда мы немного отошли.
– Нежелательно.
– Ну ты же говоришь.
– Я в другом смысле.
– А как ты думаешь, дядю Гришу еще можно вылечить?
– Вряд ли… Он ведь так с самой войны трясется.
– Вдруг уже изобрели лекарство, а он не знает?
– Не думаю. Если бы изобрели, то обязательно написали бы в «Здоровье».
– Может, уже и написали. Просто ты невнимательно читаешь.
– Куда уж мне! – усмехнулась Лида, намекая на случай двухлетней давности, когда я, начитавшись без спросу «Здоровья», отправился на Большую кухню и стал выяснять у соседок, что такое «криминальный аборт»? А они молчали и как-то странно переглядывались…
Кусты акации вокруг сквера еще не высохли после дождя и на солнце искрились, как висюльки на люстре. Ручьи вдоль тротуара совсем обмелели. Но в выбоинах асфальта стояли лужи, подернутые радужной бензиновой пленкой. Когда мы проходили мимо школьного двора, я увидел Расходенкова, он одиноко висел на турнике и раскачивался, точно обезьяна в зоопарке.
«Где ж ты был час назад, павиан бесхвостый?!» – горестно подумал я.
Ирина Анатольевна в таких случаях обычно говорит: «Что такое не везет и как с этим бороться?» Я помахал Витьке рукой, но он даже не заметил.
Мы дошли до Бакунинской улицы и свернули к остановке, что напротив торгового техникума. Табличку с номерами маршрутов, прикрепленную высоко на столбе, заметишь не сразу, но местоположение остановки всегда можно определить по лузге от семечек. А еще там установлены газетные стенды, возле которых обычно стоят любители бесплатного чтения – две копейки им, видите ли, жалко на расширение кругозора потратить!
– В Кремлевской стене похоронят! – доверительно сообщила Лида, кивнув на одинаковые портреты умершего маршала. – Рядом с Мавзолеем.
– Здорово! – одобрил я. – А награды после смерти государству сдают?
– Нет, по-моему, семье оставляют…
– И орден Победы с бриллиантами?
– С бриллиантами, наверное, все-таки сдают в Гохран… – заколебалась маман.
От Балакиревского переулка до «Детского мира» шли 25-й троллейбус и 3-й автобус, который подоспел первым. Пассажиров было мало: все пока еще на работе.
– Следующая остановка «Спартаковская площадь. Гавриков переулок. Магазин “Автомобили”», – послышался из репродуктора хриплый голос водителя. – Не забывайте своевременно оплачивать проезд!
Я сел на свое любимое место – впереди, слева, прямо за спиной шофера: оно редко пустует. Стекло, отделяющее кабину от салона, на всякий случай забрано никелированными трубочками, которые вставлены в пазы и легко вращаются. Так вот, будучи простодушным детсадовцем, я крутил ручонками эти трубочки, воображая, что по-настоящему рулю троллейбусом или автобусом, а шоферу остается лишь открывать-закрывать складывающиеся двери да еще продавать на остановках проездные талоны – по десять штук в книжечке.
Лида достала из кошелька, бросила в прозрачную кассу гривенник, оторвала билеты и устроилась рядом со мной. Когда мне было шесть с половиной лет и я мог еще ездить бесплатно, к ней привязались контролеры, которые входят в транспорт незаметно, с двух дверей. Одетые неброско, даже чуть неряшливо – для маскировки, они поначалу ведут себя как обычные пассажиры, наблюдая и выжидая, потому что «зайцем» по закону человек становится лишь в том случае, если не взял билет до следующей остановки. Но как только закрываются двери, они достают специальные жетоны и злорадно всем предлагают предъявить проездные документы. Отговорки, мол, не успел или потерял контролеры не принимают и начинают штрафовать, требуя целый рубль! Лида в тот раз спокойно показала им оторванный билетик.
– А на мальчика?
– Мальчику шесть с половиной.
– Не похоже.
– Вы не верите?
– Не верим!
– Дай им честное партийное! – шепнул я, твердо зная: коммунисты не имеют права врать, лишь в самых крайних случаях – например, если нужно убедить Тимофеича, будто пузырек пробных духов стоил всего сорок копеек, хотя на самом деле за него заплачено в три раза больше.
– Он и в школу-то еще не ходит.
– На нем не написано.
– А где написано?
– В свидетельстве о рождении.
– Нет у меня с собой свидетельства. Он у нас просто крупный ребенок.
– Это заметно. Придется вам, гражданочка, штраф платить!
Лида скуксилась, беспомощно оглянулась на пассажиров, наблюдавших с выжидательным интересом за конфликтом, сочувствуя, но не вмешиваясь. Да, плохо еще у нас с солидарностью трудящихся! И вдруг ветхий старичок в панаме спросил:
– А паспорт у вас, сударыня, с собой есть?
– Есть, – закивала она.
– Ну ведь там же вписан ваш ребенок и дата рождения указана!
– Вот кулёма-то! – самокритично воскликнула Лида и полезла в сумочку. – Как же я сама не догадалась!
– Не надо! – замахал руками строгий контролер. – Мы вам верим.
– Нет уж, теперь смотрите!