Пересменок. Повесть о советском детстве

Пробираясь к выходу, я заметил, что «секретного контролера» на посту уже нет – видимо, закончилась смена и он сошел, скорее всего, на Разгуляе, где райком. Там ведь все отчитываются о проделанной работе. Придет прилизанный и доложит кому следует: «Честная у нас подрастает смена! Ни копейки лишнего себе не берет! Любо-дорого посмотреть! Вот, глядите…» – и выложит на стол мгновенный снимок. Он сразу после щелчка выползает из фотоаппарата – таким пользовался комиссар Жюв в фильме «Фантомас против Скотленд-Ярда». А тут, как нарочно, явится на семинар Лида. «Откуда у вас эта карточка? – побледнеет она. – Что он еще натворил?» – «Не волнуйтесь, ничего не натворил. Наоборот, этот ребенок проявил чудеса честной принципиальности! Вы случайно не знаете, где он живет?» – «Зачем вам?» – «Хотели бы поблагодарить родителей за образцовое воспитание». – «Не знаю…» – потупится моя скромная маман.

Часть 25 Такси при коммунизме

Троллейбус остановился напротив магазина «Книги». В другое время я бы непременно заглянул туда – узнать, не вышел ли еще восьмой том Детской энциклопедии, на которую мы подписаны. Кроме того, там есть «уголок филателиста», скромный, но все-таки…

Я люблю книжные магазины, особенно букинистические. Смотришь на пожелтевший томик с «ятями» и понимаешь: люди, которые его читали, давно умерли, а он лежит себе преспокойно под стеклом или стоит как торт или бутылка коньяка. Старые книги похожи на выдержанные вина, которые так ценили мушкетеры: чем больше лет прошло, тем вкуснее и дороже. Впрочем, Башашкин говорит, что любое, даже самое лучшее, вино лет через тридцать-сорок превращается в уксус – и пить его невозможно. А книги?

Между прочим, когда-то директором этого магазина на Бакунинской был мой дедушка Илья Васильевич, отец Лиды, он погиб в самом начале войны, даже до фронта не доехал, пропал без вести под бомбежкой. Бабушка Маня много раз показывала мне пожелтевшую похоронку с обтрепанными краями, бумажку размером с почтовую открытку. На самом деле она называется иначе – «Извещение». Часть слов напечатана типографскими буквами, а пробелы заполнены от руки фиолетовыми расплывающимися чернилами. «Похоронка» извещала:

Ваш (муж, сын, брат, военное звание) муж красноармеец Бурминов Илья Васильевич, уроженец (область, район, город, село, деревня) села Гладкие Выселки Захаровского р-на Рязанской области, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит пропал без вести в сентябре 1941 года, похоронен……………… Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии.

Командир части майор Курочкин В.Т.

После слова «похоронен» осталось пустое место, а слова «был убит» и «проявив геройство и мужество» неровно зачеркнуты.

Я удивился и спросил деда Жоржика, почему зачеркнуто про «геройство и мужество». Он прерывисто вздохнул, задумался, подержался за сердце, а потом объяснил, что вообще-то были специальные бланки и для пропавших без вести, но такие бумажки очень быстро кончались, особенно в начале войны, поэтому использовали те, что оставались у писаря в наличии. А поскольку эшелон, на котором Илья Васильевич ехал на фронт, попал под налет и дотла сгорел, то дедушка просто не успел «проявить геройство и мужество», хотя, конечно, собирался… Когда теплушку накрывает авиабомба, от людей ничего не остается, и в могилу, даже братскую, просто нечего положить, поэтому место захоронения не указано. Майор Курочкин все сделал правильно, по уставу.

– А почему же тогда майор Курочкин не вычеркнул слова «в бою за Социалистическую Родину»? – спросил я. – Ведь Илья Васильевич фактически не доехал до фронта…

– Понимаешь, – не сразу ответил дед Жоржик, снова взявшись за сердце. – Так-то оно так… Как же тебе объяснить… Если не было прикрытия с воздуха и зениток, мы сами стреляли по немецким самолетам из винтовок. Иногда сбивали, как Василий Теркин. Сам я не видел, но в газетах про это писали. Илья Васильевич, думаю, тоже стрелял, значит, в бою все-таки участвовал.

– А если участвовал, значит, проявил «геройство и мужество». Почему тогда майор Курочкин вычеркнул?

– Юрочка, – взмолился дед Жоржик. – Ну не спрашивай ты меня про это! Ну пожалей ты мое больное сердце! – И он дрожащими руками из маленькой пробирочки стал вытряхивать на бугристую ладонь крохотные белые таблетки нитроглицерина.

Я запомнил это трудное название только потому, что в «Таинственном острове» колонисты дробят скалы страшной взрывчаткой, которая мощнее динамита в десять раз и называется тоже нитроглицерином. Удивительное дело: с помощью одного и того же вещества можно лечить сердце и стирать с лица земли целые горы!

…Два года назад мы с Лидой забирали из магазина первый том Детской энциклопедии. Там еще работала уборщицей баба Нюра, она хорошо помнила моего погибшего дедушку и, увидев меня, воскликнула: