В коридоре меня едва не сшибли с ног. Два господина неслись по проходу со скоростью летящего в пропасть паровоза. Один очень походил на представителя народа жвилья – нос с горбинкой, карие глаза и тонкие губы. Одет он был куда лучше, чище и изысканнее своего товарища. Во всяком случае, у меня не полезли глаза на лоб от сочетания несочитаемого. Чего я бы не сказал о его приятеле. Клетчатый, потертый пиджак, ало-фиолетовый галстук, желтая рубашка и шляпа, на которой, казалось, основательно потоптался какой-нибудь махор, а может быть, слон.
Мужчина с потным, красным лицом втоптал бы меня в ковер, если бы я не успел посторониться. Он, явно разочарованный тем, что случайная жертва ускользнула от него, буркнул в мой адрес нечто нелестное. Жвилья, немного запыхавшись, снял на ходу шляпу, вежливо и извиняюще улыбнулся:
– П’остите моего д’уга, чэ’. Он поте’ял кошелек.
Когда он говорил это, его темные глаза были холодными, колючими и отнюдь не вежливыми, в отличие от его слов. Я знавал такие взгляды – успел повидать их у некоторых заключенных во время своей кратковременной экскурсии в рапгарскую тюрьму. Здесь главное – следить за руками такого человека. Стоит зазеваться, и кусок стали войдет тебе в печень, почку или шею.
Они появились и исчезли, словно выбравшийся из трущоб тру-тру. Я пожал плечами и, тут же забыв о них, дошел до ресторана, выпил кофе и вернулся к себе в купе, где Стэфан начал ворчать, что хочет спать.
Здесь меня насторожил странный шорох из шкафа. Я нахмурился. Крыса в вагоне первого класса – редкое явление. Резко распахнув дверцу, я едва избежал удара стилетом в грудь, отпрянув в последний момент и перехватив тонкое запястье.
Не слишком церемонясь, я рванул руку напавшего книзу, одновременно выкручивая ее, и услышал жалобный вскрик. Пришлось выволочь содержимое шкафа на свет, чтобы рассмотреть того, кто едва не испортил мой пиджак и все, что находится под ним.
«Содержимым» оказалась молодая женщина.
Ее заплаканное лицо было искажено болью, отчаяньем и страхом. Впрочем, когда она разглядела меня, там появилась и еще одна эмоция – неземное удивление.
– О, Всеединый! – прошептала она. – Вы не они!
– Очень своевременное наблюдение, – сказал я, забирая из ее разом расслабившейся руки стилет. – Не знаю, кого вы ожидали повстречать в моем шкафу, но их здесь нет.
Стэфан благоразумно молчал.
– Отпустите, – попросила девушка и добавила совсем жалобно. – Больно.
Я поразмыслил над ее предложением и, решив, что хуже уже точно не будет, вряд ли в ее сумочке можно спрятать что-то крупнее пилочки для ногтей, разжал пальцы.
– У вас медвежья хватка, – сказала она, все еще сидя на коленях и растирая запястье. – Простите, чэр. Мне нет оправдания за это нападение. Я увидела, что купе открыто и подумала, что оно пустует. Я… я… мне нет оправдания… позвольте мне уйти.
Она бросила затравленный взгляд на дверь, ведущую в коридор. Было понятно, что выходить туда ей очень не хочется. Мое решение созрело мгновенно:
– Садитесь, – указал я на диван. – На полу холодно.
Девушка поколебалась, нервно коснулась красивой булавки в виде химеры, приколотой к ее жакету, но приглашение приняла, присев на самый краешек.
– Кто вы, чэр?
– Извините мои плохие манеры, леди. Я не успел представиться, – я постарался, чтобы в моем голосе не было иронии. – Мое имя Тиль эр’Картиа.
– Эрин.
– Эрин? – я поднял брови, подразумевая, что должно быть еще.
– Просто Эрин, – сказала она и разрыдалась.
Этого еще только не хватало! Когда начинают плакать женщины, я чувствую себя совершенно беспомощным.
Я протянул ей свой носовой платок и позвал кондуктора, спрятав стилет под газету. Мяурр вопросительно посмотрел на всхлипывающую незнакомку, затем на меня, ожидая разъяснений.
– Эта леди – моя гостья. Пожалуйста, принесите ей чаю и какое-нибудь пирожное.
У него хватило чувства такта не проверять ее билет, решив поднять этот вопрос несколько позже. Кот вернулся меньше чем через минуту с подносом, на котором стоял чайник, чашка с блюдцем, кувшинчик с молоком, сахарница и нечто сладкое, воздушное и украшенное кремом – очередная кулинарная драгоценность от поваров жвилья.
Я дал кондуктору несколько фартов, что его полностью удовлетворило, так как кошачья рожа стала совершенно довольной, и он откланялся, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Пейте, – сказал я, наливая в чашку темного чая. – Это вас успокоит.
Эрин благодарно кивнула и улыбнулась. Улыбка у нее оказалась обворожительной. Да и сама девушка, несмотря на заплаканное лицо, надо отдать ей должное, была симпатичной. Утонченное личико с маленьким аккуратным носиком, большие, чистые, прозрачные голубые глаза, густые ресницы, на которых все еще блестели слезы. Карминовые губы казались чуть припухлыми, изящные каштановые завитки волос падали на лоб из-под очаровательной шляпки.