Пересмешник. Всегда такой был

— Ты как планировала? Уехать после Нового года к себе на родину, выставив бабушкин дом на продажу? Ты же его примерно на такой случай оставила? — укутывает в теплоту, словно мех Пусиной шубы, — Просчитала пособия, возможную подработку… все варианты, все ходы… кроме одного, как насчёт меня? — внимательно, без пересмешек, — Я не понимаю, прости, я действительно не понимаю… Ты не веришь мне, постоянно ждёшь подвоха, ты каждый раз со мной… будто прощаешься… Я налажал, но, Лина, я уступаю тебе, я пытаюсь… — в опущенные ресницы. — Ощущение, что я со стеной разговариваю. Ты бываешь открытой только в постели, и то не всегда, я надеялся достучаться… Скажи, неужели то, что ты здесь, со мной, сейчас… не имеет значения? Я готов дать всё своё время, сколько мне отмерили свыше, я готов терпеть столько, сколько тебе нужно, чтобы поверить… но ребёнок… Лина… Ре-бё-нок! Ты просто так списываешь меня со счетов, тебе настолько сложно поверить, что этот ребёнок так же важен для меня, как и для тебя? Настолько сложно поверить, что я уже знаю и просто жду, когда ты мне скажешь? — в то же молчание. — Откровенно говоря, я думал, что ты не хочешь ребёнка, что твоё неверие в меня заставит тебя пойти на аборт, и поверь, я бы принял и это твоё решение, неважно, что я думаю… я обещал тебе компромисс. Я бы, даже, блядь, нашёл тебе врача, лично, чтобы свести к минимуму осложнения…

— Врача…

— Я в этом мире живу, Лина. Случаются незапланированные беременности, которые заканчивается прерыванием… Но ты, очевидно, не собираешься и не собиралась, ты просто раздумывала, как вы будете жить без меня. Скажи мне, просто скажи, ты не сможешь меня простить? Ты не любишь настолько? Твоё неверие так глубоко? Ты должна знать, что я не откажусь от тебя по собственной воле, я вообще, нахрен, не представляю, что может меня заставить отказаться от тебя… А уж учитывая, что у нас будет ребёнок, тем более.

— Откуда ты знаешь, что у меня будет ребёнок?

— У нас.

— У нас…

— Отсутствие месячных и твоя грудь очень красноречиво об этом говорят, рыбка, — открытые пересмешки, которые прямо сейчас хотелось поцеловать, несмотря на страх, который всё ещё сковывал… отчего-то.

— Вадька, у нас будет ребёнок.

— Отличная новость, иди сюда, — усаживаясь обратно на диван, держа на руках смысл своего существования на данный момент, Вадим шептал: — Господи, Лина, я люблю тебя, постарайся мне поверить, попробуй, — положа руку на плоский женский живот, — он же ещё не шевелится?

— Нет.

— Всё равно… Это правда, у нас будет ребёнок?

— Правда.

— Я люблю тебя.

Где-то в доме шум и гвалт празднования. Серый кот нашёл своё пристанище на хозяйском столе, где сейчас лежит, недовольно подёргивая хвостом, словно у него грандиозные планы, а эти двое устроились сейчас на диване, и руки мужчины, призванного кормить его серое нахальство и, иногда, с позволения, чесать за ухом, сейчас бродили по ногам белокожей женщины.

— Позволь спросить тебя кое о чём… можешь не отвечать, но всё же…

— Спрашивай.

— Почему такая реакция? Ну… мне непонятно, правда, рыбка… Дело только в твоём неверии мне? Или в твоей самостоятельности? Ведь, как минимум, ты можешь претендовать на алименты, а у тебя готов целый план, как обойтись без меня…

— Дело в ответственности.

— В чём-в чём?

— В ответственности… мы не договаривались разделять такую ответственность, и раз так получилось, значит, эта моя зона…

— Лииина… чему-то не тому тебя учили… ответственность. Когда я произнёс «останься здесь», я взял на себя ответственность за тебя, полностью.

— Как? Я взрослая, самостоятельная…

— Беременная моим ребёнком, давай не будем спорить, уверен, найдётся масса приложений для твоей самостоятельности и взрослости, — пересмешки скакали до потолочных балок, перекручивались там и, отскакивая от каштановых ресниц, снова возвращались в Вадькины глаза.

Ночью Али слышит:

— Я буду аккуратным, — сведя женские бедра вместе, придерживая под попу, Вадим входил не глубоко, под новым для Али углом, он доводил женщину почти до невменяемого состояния, когда она, извиваясь, с испариной на лбу, выпускала вместе с криком напряжение этих недель.

Утром Али проснулась от тишины. Когда она засыпала, на первом этаже играла музыка, тем не менее, Вадим не пошёл к гостям, сказав, что они сами прекрасно справятся, а у них свой праздник, и для Вадима более значимый.

И от странного света из окна. Не сразу она поняла, в чём дело, молча видя белые деревья, землю, кустарники и ёлку, на которой так и горели новогодние огни. Медленно подходя к окну, боясь спугнуть собственное воображение, Али повернулась на пятках и босиком, в коротенькой шёлковой пижаме, выбежала на улицу, хлопая входными дверями, стоя на дорожке, глотая слезы. Чьи-то руки приподняли женщину, ставя её ногами в мягкие угги, а на плечи накидывая куртку.

— Ты чего?

— Это снег.

— Ну да, снег. Январь, пора бы.