Перестройка

Утро тёплое и безмятежно-радостное. Помятые товарищи не раздражают. Спокойное море лениво и неслышно накатывает на берег, а отражённый им солнечный свет приятно ласкает загорелое тело. В столовой молодая озорная повариха Тонечка незаметно налила ему большим половником из алюминиевой фляги полный стакан сметаны, и он выпил его до дна прямо на раздаче, а потом пальцем собрал со стенок остатки и отправил в рот. Тонечка всё это время смотрела на него, не отрываясь, и улыбалась. Он улыбнулся в ответ и мельком подумал, что теперь не сможет ответить Тонечке на её доброту и заботу. Ведь у него есть Вика!

Внутри возбуждённо забилось, и он не смог сдержать счастливой улыбки. Видимо, улыбка получилась какой-то особенной, потому что Тонечка зарделась и принялась прямо-таки порхать по кухне, проворно накладывая в тарелки и весело что-то напевая. А он мгновенно проглотил завтрак, отказался от полстакана водки, которую товарищи разливали под столом, и помчался туда, где его ждали.

И его действительно ждали! Казалось, что он знал её всю жизнь, а не меньше суток. Такое сумасшедшее чувство единения! Сначала они купались, и он катал её на широкой спине, как большая черепаха. Она пела весёлую песенку про львёнка, глотая солёные брызги, смеясь и колотя по воде ногами. Он тоже смеялся прямо в воду, отфыркивался и тоже нет-нет, да глотал прозрачную чистейшую соль. Было солёно и весело! И упоительно ощущать, как она то и дело касается выпуклой грудью его жёсткой спины, где под загорелой кожей ходили тугие мышцы. Он перевернулся с живота на спину, и теперь уже грудь соприкасалась с грудью, пальцы сжимали подростково-тонкую талию, а ноги отчаянно работали, чтобы удержать их обоих на поверхности. Потом губы нечаянно коснулись губ, слились в единое целое, исчезли мысли, море, солнце, и они утонули! Но не умерли… Хоть и безумно хотелось, чтобы «здесь и сейчас» остановилось! Они вынырнули и безумно расхохотались. Потом был поход в горы, исцарапанные ноги, запах горячей пыли и искусанные губы…

Три счастливых дня пролетели весело, пронзительно и бесшабашно. Последнюю ночь они провели вместе. Вика выскользнула из номера, когда родители заснули. Ему некуда было её пригласить, и они гуляли по тёмному пляжу, слушали звук прибоя, смотрели на яркие звёзды и, конечно, целовались. Рассвет застал их спящими в лодке спасателя. Первые лучи солнца осветили и согрели свернувшиеся клубочком, вжавшиеся друг в друга, равномерно посапывающие тела. А вместе с солнечными лучами появился и Викин папа. Лётчик-космонавт и Герой Советского Союза. Он искал Вику по всему пансионату, был крайне взволнован и не настроен на диалог. Потому что в это время Викина мама, обнаружившая пропажу дочери под утро во время похода в туалет, металась по роскошному номеру люкс, заламывала руки и проклинала собственную толерантность в отношении неведомого, мутного проходимца, представившегося студентом МГУ. Она даже паспорт его не спросила! И где теперь дочь-кровинушка – единственный плод её трудов, страданий и бессонных ночей? «Где?! Я тебя спрашиваю, недотёпа космический! Что ты разлёгся в кровати, когда наш ребёнок, может, гибнет прямо сейчас где-нибудь под кустом?!» Понятно, что напутствуемый подобным монологом, из которого были исключены самые острые выражения, Герой Советского Союза не находился в безмятежном состоянии, а чувствовал себя почти на стартовом столе, когда сидишь в крохотной, тесной капсуле, а под тобой цистерна самого взрывоопасного и легковоспламеняющегося в мире горючего размером с двенадцатиэтажный дом. Он хоть и не верил в апокалиптическую картину на скорую руку, набросанную супругой, но исправно бродил по аллеям, привыкши беспрекословно подчиняться приказаниям вышестоящего начальства, к коему жена, несомненно, относилась.