Перестройка

Уже приняв решение расстаться, он не находил в себе мужества сказать об этом Гульнаре. Она щебетала и окружала его заботой. Ему же от этого только становилось душно. Как раз в этот момент Ромка получил от спортклуба бесплатную путёвку в профилакторий на три недели. Профилак находился в одной из угловых башен монументального ансамбля главного здания МГУ на Ленгорах и представлял собой два этажа крохотных одноместных комнат с трёхразовым питанием и кефиром на ночь. Редкая удача, до факультета рукой подать, а спортзал и секция бокса вообще находились в цоколе этого же здания. Он надеялся, что расстояние с оставшейся на Шверника Гульнарой постепенно сведёт их отношения на нет, и старался не пересекаться с ней на факультете, благо они учились на разных потоках. Не тут-то было. Каждый вечер, возвращаясь в свою комнату с тренировки, он обнаруживал Гульнару под дверью с очередным набором домашних вкусностей для него. В условиях тотального дефицита с едой в стране у неё не переводились отборные курага, изюм, орехи, чернослив, горный мёд, свежая зелень, овощи и фрукты. А также домашний сыр и молодая баранина. И это зимой в замерзающей Москве с пустыми полками магазинов! Она готовила ему настоящий плов, пекла национальные лепёшки, на десерт всегда полагались восточные сладости. Он ел, и ему было стыдно. Но и не есть не мог, его никогда ещё так не баловали! Она позволяла себе разъезжать по Москве на такси и еженедельно получала из дома обильные посылки, которые прямо в общагу привозил симпатичный молодой водитель её дяди, являвшегося какой-то шишкой в Госплане СССР. Кстати, именно в Госплан, который ещё называли министерством министерств, Ромка мечтал попасть после окончания университета. По ночам, лёжа в узкой, тесной кровати после продолжительного секса, до которого она была ненасытна, Гульнара строила планы на будущее. На их будущее. Точнее, даже на его. Потому что сама собиралась не работать, а сидеть дома и воспитывать детей. Она называла фамилии, которые ему ни о чём не говорили, и предполагала, кто и куда может его двинуть. Куда он попадёт на практику, причём рассматривались исключительно развитые европейские капстраны, куда распределится на работу и где окажется через несколько лет после распределения. Пару раз она вскользь замечала, что если выйдет замуж в России, то папа, конечно, не обрадуется, но кооперативную квартиру в Москве для любимой дочки непременно купит. Причём в самом центре. Несмотря на то, что названия стран и должностей превосходили самые смелые его мечты, Ромка слушал вполуха, поскольку знал, что ничего из этой прекрасной картины будущего не случится. Знал, но не решался, не мог произнести это вслух. Его также несколько коробило, что совсем юная девочка откуда-то с окраины советской империи так уверенно ориентируется в материях, которые ему представлялись тайной за семью печатями и в которые он собирался проникнуть благодаря максимальному напряжению сил, способностей и удаче, а вовсе не потому, что дядя Равшон куда-то позвонит и решит вопрос. А ещё он катастрофически не высыпался, потому что, поговорив о будущем, Гульнара неизменно требовала продолжения банкета, который нередко затягивался до утра. В результате после двух недель такого отдыха в профилаке Ромка ходил с тёмными кругами под глазами, на лекциях клевал носом, а на тренировках пропускал очевидные удары…