Перестройка 2.0

Проснулся поздно, к обеду. И сразу услышал, как мама на кухне что-то готовит. Такое забытое совершенно ощущение, откуда-то из детства. Как будто ничего не было — войны, плена, издевательств, и балансирования на грани смерти. В общем, весь день опять с родителями, можно сказать — весь день в обнимку с мамой, потому что она никак вновь обретенного сыночка отпускать не хотела. Но к вечеру Вовка все же выбрался, хотелось погулять по городу, посмотреть на изменения, встретиться с друзьями. Тем более, уже созвонился с двоими, договорился встретиться на "их" месте. Поскольку никакой гражданской одежды на его сегодняшний размер дома не нашлось, одел новую "афганку", американские берцы, сунул в карман военный билет и отправился смотреть гражданскую жизнь. Ну и влип по самое некуда.

Нет, сначала-то всё шло хорошо. С друзьями посидели, девчонки некоторые подошли из старой юношеской компании. Но уже немного их осталось, кто-то уехал учиться, кто-то женился или вышел замуж, кто-то просто переехал. Но посидели хорошо, душевно. Выпили, конечно, как полагается, столько лет не виделись! А Вовка, если честно, в душманском плену уже и не надеялся, что хоть когда-то увидит их вновь. Чаще всего тогда мечтал он о двух взаимоисключающих вещах. Ему одновременно хотелось умереть, ибо порой сил не было терпеть, и хотелось выжить и мстить, мстить, мстить.

Ну и понятно, что кому-то из компании пришла в голову идея тряхнуть стариной и отправиться на дискотеку, что в клубе неподалеку проходила по выходным. Там сначала тоже все хорошо было, Вован танцевал с девчонками медленные танцы, трясся под быстрые — отрывался по полной. Потом оказалось, что станцевал с подружкой какой-то нового местного авторитета. Ну и вызвали его поговорить на улицу. Он вышел без проблем, оглянулся, ища поддержку от кого-то из своих ребят. И никого не увидел. Они потом, конечно, говорили, что не заметили ничего, думали, он просто покурить со знакомым вышел. Но Вовка их не осуждал, что возьмешь с тех, кто смерти не видел ежедневно?

Тех было семь человек. Тот, с чьей девушкой он танцевал, умело поигрывал с ножиком. Что интересно, так это то, что старшина Васильев смотрел на них и не испытал даже тени страха, был абсолютно спокоен и сосредоточен. Оглянулся, увидел позади стенд, отодрал от него брус и быстро побежал на них. Он ничего не спрашивал, не пытался разобраться, он просто хотел их проучить. И плевать ему было, что их семеро, что у них нож, может, и не один. Всё это не волновало Вовку нисколько. У него была задача, и он должен был ее выполнить. "Интересно", — мельком и как-то отстраненно подумал он, — "это так на меня Афган повлиял?" Врезал брусом по руке с ножом, тот бабочкой взлетел вверх и упал на асфальт. Руку, кажется, сломал. Минус один. Сразу, с разворота, не останавливая руки и продолжая движение, подсек брусом другого под ноги. Тот с размаху грохнулся на спину и ударился головой. Минус два.

Надо отдать им должное, они не разбежались, и остальные пятеро набросились на обидчика. Один получил брусом по лицу, нос Вовка ему точно сломал. Но остальные его все же повалили. Вы думаете, старшина испугался? Как бы ни так, он по-прежнему был абсолютно спокоен и сосредоточен. Вцепился одному в горло и начал методично его душить. Остальные били его ногами и руками, но, странное дело, Вовка различал удары, мысленно констатировал, куда попали на этот раз, но боли не чувствовал. Вообще не чувствовал, нисколько! А потому он бы точно задушил того пацанчика. Насмерть. Если бы вовремя не вмешалась родная милиция и не отодрала его руки от горла уже хрипящего парня. Что было, скажем прямо, не просто. Они-то и дубинкам его колошматили, и ногами били, а он как будто и не чувствовал. И невдомек им было, что он и на самом деле ничего не чувствовал.

Разглядев, наконец, форму, Вовка отпустил свою жертву, спокойно встал и, не торопясь, стал отряхиваться. Он видел свои содранные руки, чувствовал, как у него по лицу течет кровь из разбитой брови, носа и губы, но по-прежнему не ощущал боли.

А тут и луноход[42] подъехал. Всех погрузили и отвезли в отделение, где Вовка и переночевал в отдельной камере. После афганских и пакистанских зинданов[43], эта камеры было просто курортом. Поэтому старшина госбезопасности Васильев сразу же уснул.

* * *

А утром, часов в десять его вызвали на допрос. Парень в штатском, представившийся дознавателем лейтенантом Стопятовым, долго молча рассматривал Вовкин военный билет. Потом все же спросил:

— Слушай, ты, правда, Герой Советского Союза? Кавалер ордена Ленина?

— Правда, — Вовка пожал плечами.

Лейтенант вздохнул и придвинул к себе протокол допроса.

Ну, рассказал Вовка, что случилось, ничего не утаивая и не скрывая.

Стопятов, продолжая вздыхать, старательно записывал его показания. Наконец, закончил и поднял голову:

— Честно тебе скажу, старшина, один из этих уродов — сынок нашего городского комсомольского босса. Я бы тебя сразу отпустил, но, боюсь, папаша не простит.