Перестройка 2.0

И он исчез. А я уже даже стал привыкать к тому, что постоянно вокруг меня кто-то появляется и исчезает. Видать, недаром говорят, что человек привыкает ко всему. Я уже понял, что серафим появился в ответ на мое желание, ознакомится с первыми двумя возможностями. Но, как выяснилось, его появление совершенно не приблизило меня к пониманию этих вариантов. К этому я тоже стал привыкать — объяснения ничего не объясняют, лишь создают новые иллюзии.

И тут вновь проявилась — кто бы мог подумать? — да, она самая — совесть. Давненько, как говорится, не общались.

Что меня удивило, так это то, что совесть выглядела как мужчина. Пожилой мужчина, похожий на меня, но с очень грустными глазами. Которыми (глазами) он и уставился на меня, как бы вы думали? — Конечно, осуждающе.

Я вздохнул:

— Ну, что не так на этот раз?

— Конечно, хорошо наслаждаться в раю или обучаться на серафима, — начал он, — в то время как твои товарищи, с которыми ты начал великое дело, без твоей поддержки там, наверное, не справятся.

— Это почему же они не справятся? — заинтересовался я. — Путин при чинах, Лавров при чинах, влияние на Горбачева имеется. ЦСН создан, ребята вокруг Путина расставлены. Я теперь вообще там не нужен.

— Скажи еще, что ты вообще не при чем. Ты все это затеял и несешь главную ответственность. К тому же, мы не знаем, насколько будет сохраняться влияние Путина на Горбачева, когда ты умрешь. Может, оно вообще исчезнет.

— Да с чего оно должно исчезнуть-то, а?

— Я не знаю, но такой вариант не исключаю.

— Чушь полная.

— Так и скажи, что испугался ответственности.

— Я испугался? Да я вообще ничего не боюсь!

— Рассказывай кому-нибудь другому, — мрачно проворчал совесть.

— Впрочем, — продолжил он, — может, ты возжелал великой славы серафима? Конечно, что тебе до людишек, погибающих по твоей вине?

— Да кто там погибает-то? Единственный пострадавший пока я!

— Вот именно — пока!

Короче, этот совесть — тот еще бессовестный мужик, скажу я вам. В общем, я выбрал третий вариант. Хотя, если уж совсем честно, то я сразу знал, с самого начала, что я именно его и выберу. Там же нет времени, помните? Всегда все происходит одновременно, хотя это и неправильное слово.

* * *

И вновь этот нудный серый вечер на шоссе, окруженном голым осенним лесом. Тоска, рвущая грудь, хоть волком вой. Предчувствие, предчувствие, предчувствие… Предчувствие конца, смерти, небытия и, что более важно — боли. Привычной боли, но от этого не менее жуткой. Плоть боится ее, плоть кричит "Беги! Спасайся!", а разум понимает, что бежать некуда. Потому что у этой дороги нет конца, потому что этот лес не имеет начала, потому что этот мир весь такой.

Я, младший сержант Соколов, стою на мокром, грязном асфальте и смотрю на приближающуюся тварь. "Афганка" прилипла к телу, головной убор где-то потерял, ремня нет, но совсем не форма определяет содержание. Это неправда, что материя первична. Первичен дух, способный подчинить себе дрожащую плоть. И верный автомат Калашникова в руках не подведет, как не подводил много раз там, в горах Афганистана.

Тварь, как всегда, приближается стремительно и совершенно бесшумно. Как будто она бестелесна. Но я уже знаю, что это не так. Топор ее причиняет сильнейшую боль, когти рвут тело по-настоящему, зубы переламывают кости вполне реально. И тут я улыбнулся: реально? А что есть реальность? Разве этот мир не плод моего воображения? И улыбка угасла: реально то, что реально для нас сейчас.

И вот что я заметил: стоило мне улыбнуться, на секунду усомнившись в реальности происходящего, как тварь на мгновение остановилась. Скорее всего, это значит, что сама тварь есть порождение моего собственного разума и существует лишь до тех пор, пока я в нее верю. Но я слишком устал, чтобы анализировать, мысли еле шевелятся в голове как глыбы: столь же тяжелы и столь же неповоротливы.

Однако руки сами делают привычную работу, они поднимают автомат и палец прижимает спусковой крючок. Тот воздействует на шептало[65] и происходит спуск ударника с боевого взвода. Длинная очередь на весь рожок словно перерезает тварь пополам. Тварь падает на асфальт, дергается и замирает.

Я глубоко вздыхаю, обнаружив, что какое-то время не дышал, поднимаю голову к серому небу, подставляя лицо льющейся влаге. Потом вытаскиваю из кармана новый рожок и вставляю его на место пустого. Закидываю автомат на плечо, разворачиваюсь, и делаю шаг.

И в этот момент сильнейший удар по затылку валит меня с ног. Я ничком, словно бревно, падаю лицом в разбитый асфальт. Из последних сил пытаюсь повернуть голову и вижу совсем рядом — глаза в глаза — оскаленную морду твари. Она улыбается, но лучше бы она этого не делала. В голове звучит ее хриплый голос: "Ты забыл, Гоша Куба, что материя вторична" — и сознание уносит меня в темноту.

* * *